Лиза Ангер - Экспресс на 19:45

– Энн, – он схватил ее за руку. – Я люблю тебя.

Она никогда не отвечала на его признания. Бросала изворотливое «я тоже», а в переписке отшучивалась смайликами с сердечками. Иногда и вовсе ограничивалась воздушным поцелуем. Он, казалось, не обращал на это внимания – или же был слишком горд, чтобы напрямую спросить, почему она ни разу не сказала ему этих слов и любит ли она его на самом деле. Но она ставила на избирательную способность Хью видеть и слышать только то, что не противоречит его желаниям.

Она послала ему воздушный поцелуй.

– Доброй ночи, Хью.

У него зазвонил телефон. Мгновение, понадобившееся ему, чтобы ответить, он не сводил с нее глаз.

– Иду, дорогая, – наконец выдавил он, пряча взгляд, и отошел. – Просто надо было разобраться с клиентом.

Энн вышла. Его голос следовал за ней по коридору.

Она вернулась в свой кабинет и принялась собираться. Душа ее была не на месте. Она предчувствовала, что удача вот-вот покинет ее. Веских оснований для подобных мыслей не было. Она просто осознавала, что все трещало по швам. Что расставание с Кейт пройдет не так гладко, как он предполагает. Что в глубине души он этого и сам не хочет. Что, как только ситуация достигнет критической массы, она останется без работы. Но всухую она проигрывать не собиралась. Уж об этом она позаботится.

В конце концов на нее навалилось чувство одиночества и опустошенности. Больше всего на свете ей хотелось позвонить папуле. Обсудить с ним все. Попросить совета. Телефон звякнул, отобразившееся на экране сообщение вещало:

Это неправильно.

Я не хочу продолжать.

Энн почувствовала раздражение, но ответила коротко:

Просто держись курса.

Отступать уже слишком поздно.

Забавно был устроен этот мир. В трудную для себя минуту она давала именно тот совет, который был нужен ей. Ученик стал учителем. Папуля бы ею гордился.

Энн взглянула на телефон. В открытом чате запульсировали маленькие точки. Потом исчезли. Девушка, юная и зеленая. Сделает все, что ей скажут. Всегда делала. По крайней мере, пока.

Энн взглянула на часы и почувствовала прилив сил. Если она поторопится, то, возможно, успеет.

Едва Селена успела расположиться рядом с незнакомкой, поезд, утробно застонав, перестал подавать какие-либо признаки жизни. Свет погас и снова вспыхнул, а она замерла в ожидании.

«Ну, пожалуйста», – мысленно умоляла Селена.

Если поезд тронется прямо сейчас, она еще успеет пожелать мальчикам добрых снов. Она взглянула на свою соседку. Та, отвернувшись, смотрела в окно. Селена видела лишь ее точеный, почти полностью скрытый за блестящими черными волосами профиль. Она снова задумалась, почему женщина казалась ей знакомой.

Грэму, этому гребаному изменщику, она черкнула короткое:

Поезд задерживается!

Ох… Няня уже ушла.

Мальчики ждут тебя.

Пойду их укладывать. Люблю!

Ее забавляло, что он не называет Женеву по имени. Кажется, она читала об этом – о дистанцировании. О самоубеждении формата «я никогда не состоял в сексуальных отношениях с этой женщиной ».

Показалось ли ей – или в его сообщении действительно сквозило раскаяние? Он редко использовал восклицательный знак. Редакторы их ненавидели. Они считались костылями – хорошо прописанный диалог в них не нуждался. Но текстовые сообщения восклицательные знаки сдабривали теплотой, энтузиазмом, эмоциями – добавляли оттенков. Раз он прибегнул к этому, значит, чувствовал себя чудовищно. Под стать своей натуре.

Люблю тебя

Она ответила неохотно, без восклицательного знака. Но все равно ответила. Всегда отвечала – все эти годы, которые они провели вместе. Он смешил ее. Умел потрясающе массировать плечи. Он был сильным. Взял на себя ответственность за их жизни. Рубил дрова, благоустраивал дворик. Во многих отношениях он был прекрасным мужем. Она действительно любила его. И вместе с тем каким-то непостижимым образом столь же страстно его ненавидела. Внутри ее вулканом клокотали печаль, ярость, любовь. Грядущее извержение обещало обратить окрестности в пепел.

Селена выглянула в окно.

Стемнело.

Стекло стало непроницаемым – Селена различала в нем лишь тусклое отражение лица незнакомки. В вагоне осталось всего несколько человек. Многие, как догадалась Селена, ушли на поиски альтернативных транспортных средств. Теперь она могла бы пересесть на другое место – так им обеим было бы комфортнее. Но она боялась показаться невежливой.

Ее лицо…

Что же в нем было такого?

Высокие, четко очерченные скулы. Бездонные темные глаза. Чувственные губы, изогнутые в сладострастной полуулыбке. Селена хотела было завязать вежливую беседу, но соседка опередила ее. Поначалу Селена даже не расслышала ее шепота. Вспоминая впоследствии эту их первую встречу, она, как ни пыталась, так и не смогла объяснить себе, почему произошло то, что произошло.

Вероятно, между ними образовалась странная глубинная связь – из тех, которые обычно застают врасплох, словно неожиданно вмешавшаяся влюбленность. А может быть, сказалась задержка поезда, застивший вагон полумрак и бессилие, с которым они ожидали отправления.

Женщинам не чужда была мгновенная близость. Селена и сама не раз сталкивалась с подобным. Чтобы узнать друг друга, хватало взгляда. Превращение наивной девочки в женщину, близкие каждой надежды и мечты, бесплодность усилий ради их достижения, победы, оборачивающиеся вовсе не желанными результатами, никем не подаренные хрустальные туфельки, невстреченные Прекрасные Принцы, сложные прически, после которых раскалывается голова, слишком туго стянутые волосы, вгрызающиеся в кожу заколки, разочарования, принятие реальности, счастливые воспоминания о настоящей любви, о преданной дружбе, о рождении детей – все это можно было прочесть в глазах совершенно незнакомой женщины. Какой путь она прошла, как изменилась, преодолевая раскиданные на нем мирозданием – обладавшим весьма незаурядным чувством юмора – уступы и обрывы.

– Ты когда-нибудь жалела о своих поступках? – повторила женщина.

Она говорила очень тихо, почти шепотом. Это могли быть просто мысли вслух – Селена, например, частенько вела беседы сама с собой. Душевные беседы в душевой.

– С кем ты разговариваешь? – недавно поинтересовался Оливер – он был старше и любопытнее брата.

– Сама с собой, – призналась она.

– Странная ты.

В собственном лице она всегда находила заинтересованного слушателя и всезнающего психотерапевта, от которого нередко получала отличные советы.

– Да, – ответила Селена незнакомке. – Конечно, жалела.

За жизнь – с самого детства – накопилось немало таких вещей. Она жалела, что в пятом классе не пригласила Марти Джаспер на свой день рождения. Марти была чудаковатой, порой даже неприятной. Дети избегали ее. Они не дружили, но Селена раскаивалась, что не позвала ее – не проявила участия. Она жалела, что на спор рассталась с девственностью, потеряв в итоге лучшую подругу. Жалела о том, что в колледже неоднократно проводила ночи в чужой постели – без обязательств, зато со всеми присущими подобным приключениям рисками и опасностями. Жалела – еще как! – о своем бывшем, Уилле, за которого, все думали, она выйдет замуж. Жалела, что мало кормила грудью, и дети – как знать, не из-за этого ли? – выросли привередами. Жалела о многом – ее переживаний хватило бы на целую книгу.