Морис Леблан - Арсен Люпен

Во время этой речи обвиняемый переминался с ноги на ногу, горбился, руки у него повисли, как плети.

При более ярком свете стали заметны его крайняя бледность, впалые щеки, резко выделяющиеся скулы, землистый цвет лица, испещренного маленькими красными пятнами и обрамленного редкой бороденкой. Он сильно состарился и поблек в тюрьме. Ни элегантной фигуры, ни юного лица, которые были опубликованы на фотографиях газет, теперь было не узнать.

Можно было подумать, что он не слышит вопроса, который ему задали. Пришлось повторить его дважды. Тогда он поднял глаза, задумался, затем, сделав отчаянное усилие, прошептал:

– Бодрю, Дезире.

Председатель засмеялся:

– Я все никак не пойму, что за линию защиты вы выбрали, Арсен Люпен. Если вы собираетесь притворяться дураком или невменяемым, дело ваше. Что же касается меня, то я пойду прямо к цели, не считаясь с вашими причудами.

И он перешел к подробному изложению обстоятельств, связанных с кражами, мошенничествами и подлогами, в которых обвинялся Люпен. Иногда он обращался к подсудимому с вопросом. Тот бурчал что-то или не отвечал вовсе.

Начался допрос свидетелей. Последовало несколько незначащих, затем ряд серьезных показаний, отличающихся общей для всех особенностью: они противоречили друг другу. Непонятная неразбериха запутала дискуссию, но, когда в зал пригласили главного инспектора Ганимара, к ней вновь проснулся интерес.

Однако вначале старый полицейский несколько разочаровал аудиторию. Он выглядел не столько смущенным – бывал ведь и не в таких переделках – сколько озабоченным, находящимся не в своей тарелке. Несколько раз Ганимар бросал взгляд в сторону обвиняемого и был явно чем-то обеспокоен. Однако он рассказывал о поисках преступника по всей Европе, о поездке в Америку. Его слушали с такой жадностью, словно речь шла об увлекательнейших приключениях. Но в конце, намекая на свои беседы с Арсеном Люпеном, он дважды прерывался, казался рассеянным и нерешительным.

Было очевидно, что какая-то посторонняя мысль не давала ему покоя.

– Если вам нездоровится, лучше прервем ваши показания, – сказал председатель.

– Нет-нет, только…

Он замолчал, долго пристально посмотрел на обвиняемого и наконец заявил:

– Я прошу разрешения рассмотреть обвиняемого поближе. Тут что-то не сходится.

Он подошел к скамье подсудимых, сконцентрировав все свое внимание на обвиняемом, затем вернулся к месту для свидетелей и чуть ли не торжественным голосом произнес:

– Господин председатель, я утверждаю, что человек, который находится напротив меня, не Арсен Люпен.

Эти слова были встречены гробовым молчанием.

Но опешивший было председатель тут же воскликнул:

– Да что вы такое говорите! Вы с ума сошли!

Инспектор невозмутимо стоял на своем:

– На первый взгляд сходство действительно есть, я это признаю, и потому вполне можно обмануться, но стоит приглядеться… Нос, рот, волосы, цвет кожи… словом, это не Арсен Люпен. К тому же глаза! Разве у Люпена могут быть глаза пьяницы?

– Постойте, постойте, давайте разберемся. Что вы утверждаете, свидетель?

– Похоже, вместо себя он подсунул нам какого-то бедолагу, которого осудят за его преступления. Если только перед нами не его сообщник.

В зале, взбудораженном столь неожиданным поворотом дела, раздались крики, хохот, возгласы. Председатель велел вызвать следователя, начальника тюрьмы, надзирателей и объявил перерыв.

Когда заседание возобновилось, месье Бувье и начальник тюрьмы, оказавшиеся лицом к лицу с обвиняемым, заявили, что черты Арсена Люпена и этого человека имеют очень отдаленное сходство.

– Но тогда кто же этот человек? – вспылил председатель. – Откуда он взялся? Как попал в руки правосудия?

В зал пригласили двух надзирателей Санте. Поразительная неувязка: они узнали заключенного, которого по очереди охраняли!

– Да, да, я почти уверен, что это он.

– Как это почти?

– Черт возьми, я же видел его мельком. Преступника привели ко мне как-то вечером и два месяца напролет он пролежал на кровати лицом к стене.

– А до этих двух месяцев?

– Раньше он не сидел в 24-й камере.

Начальник тюрьмы дал уточнение по этому поводу:

– Мы перевели заключенного в другую камеру после его попытки к бегству.

– Ну а вы, господин начальник тюрьмы, видели его в эти два месяца?

– У меня не было повода встречаться с ним… он вел себя спокойно.

– И этот человек вовсе не тот заключенный, который был вверен вам?

– Нет.

– Тогда кто же он?

– Затрудняюсь ответить.

– Итак, подмена, совершенная два месяца назад, налицо. Как вы это объясните?

– Этого быть не могло.

– Неужели?

Видя, что тут ничего не добьешься, председатель повернулся к обвиняемому и доверительным тоном спросил:

– Послушайте, не могли бы вы объяснить мне, каким образом и с каких пор вы оказались во власти правосудия?

По-видимому, такое доброжелательное обращение рассеяло недоверие подсудимого, и с трудом, благодаря умело и мягко проведенному допросу, он сумел произнести несколько фраз, из которых получалось следующее: два месяца назад его забрали в участок, он провел там ночь и утро. Поскольку у арестованного не нашли ничего, кроме семидесяти пяти сантимов [4] Сантим – разменная денежная единица. Название происходит от латинского слова centum («сто»). , его отпустили. Но в тот момент, когда он пересекал двор, двое охранников скрутили ему руки и посадили в тюремный фургон. С тех пор он находился в 24-й камере, где было не так уж и плохо… кормят хорошо… можно выспаться… Поэтому он не протестовал…

Все это походило на правду. Голос председателя, отложившего разбирательство до следующего заседания в связи с необходимостью дополнительного расследования, утонул в дружном хохоте взбудораженной до предела публики.

Расследование тут же подтвердило этот факт, занесенный в тюремную книгу: восемь недель назад некий Бодрю Дезире провел ночь в полицейском участке. Освобожденный на следующий день, он покинул свою камеру в два часа пополудни. Но именно в этот день, в два часа Арсен Люпен, которого допрашивали в последний раз, вышел из кабинета следователя, чтобы вернуться в Санте в тюремном фургоне.

Быть может, охранники совершили ошибку? Уж не сами ли они поменяли узника на этого человека, обманувшись сходством, или просто отвлеклись на минуту? Это была халатность, в которой трудно заподозрить охранников, учитывая их послужной список.

Была ли заранее подготовлена операция? Помимо того, что само место действия превращало ее в почти невыполнимое предприятие, обязательным условием успеха должно было бы быть сообщничество Бодрю, устроившего свой арест с единственной целью: занять место Арсена Люпена. Но тогда каким чудом подобный план, построенный исключительно на ряде неправдоподобно удачных совпадений, случайных встреч и фантастических ошибок, смог осуществиться?