Марин Монтгомери - Тайное становится явным

Мне нужно согреться и выпить чашку кофе, так что я быстро чищу зубы, шнурую ботинки и выдвигаюсь на машине к дому своей матери – благо до него всего несколько километров. Снегоуборщики еще не успели добраться до нашей улицы, заканчивающейся тупиком, так что дорога скользкая ото льда. Обычно путь занимает минут пять, но мне приходится сильно сбросить скорость, так что я добираюсь все двадцать пять минут.

Весь мир выцвел – остался только белый лабиринт, составленный из долгих километров блеклого пейзажа. Я включаю обогрев на полную мощность и растираю одетые в перчатки ладони, не забывая выискивать взглядом блестящие участки льда на дороге. В некоторых местах лед почернел от грязи, его можно просто не разглядеть, и тогда автомобиль пойдет юзом.

Я думаю, именно это и случилось с моей жизнью в тот день. Все полностью пошло юзом.

Когда я наконец добираюсь до матери, дверь ее уютного домика тут же распахивается. На ее лице беспокойство сменяется жалостью.

– О господи! Слава богу, ты в порядке! – ее ладонь покоится на груди, у сердца, и я вижу золотой крестик, выбившийся из-под свитера с высоким горлом.

– Да, – говорю я, стряхивая снег с ботинок, – электричество отключили и у нас жутко холодно, но все в порядке.

– Я как услышала новости, сразу же попыталась тебе позвонить. Весь час пыталась.

Мне вручают чашку горячего кофе, и я с благодарностью подношу ее к своим потрескавшимся губам.

– У меня было желание поехать к тебе, но ты же знаешь, в такую погоду я становлюсь развалиной.

Я сажусь на диван и тут же утопаю в его мягких подушках. Уютная маленькая гостиная наполнена приятным теплом, в камине романтично трещат поленья, в воздухе витает аромат корицы. Убаюканная всем этим, я старательно игнорирую беспокойство в ее голосе.

– Надеюсь, скоро починят электричество. Я не могу дозвониться до Джонатана. Странно, что он вообще так рано уехал.

Лицо мамы становится озадаченным.

– Боже, дорогуша. Я думала, ты поэтому и пришла.

– Да нет, у нас просто отопление выключилось, – повторяю я и крепче сжимаю чашку. – Так здорово погреться у камина.

– Он тебе вот-вот позвонит.

– Ты о чем?

– Его по новостям показывали.

Я окончательно перестаю понимать, что происходит.

– Мама, ты вообще о чем?

– Произошел несчастный случай.

Я парализована ужасом. В голову лезут мысли о том, что мой парень сейчас может быть смертельно ранен, и меня начинает трясти.

– О чем ты? Какой еще несчастный случай? Да говори же ты! – кричу я. – Что случилось?

– Он жив, но он кого-то ранил… Довольно сильно ранил, кажется. Так сказали в новостях.

– Как?

– Он был пьян, Шарлотта.

– Мам, ты всегда так говоришь.

– Шарлотта Роуз, это не мое мнение, это факт. Он вел машину пьяным и сбил женщину.

– Когда? – Мне кажется, что пол подо мной качается. Может, вообще в Канзасе землетрясение? К тому же, посередине зимы? – Он ранен?

– Этим утром.

– Была же буря, просто ужасная, кто угодно мог бы…

– Шарлотта, он в тюрьме. У него сломана рука, но эта девушка… Врачи не уверены, что смогут ей помочь, – мама берет меня за руку и крепко сжимает ее. – И еще, Шарлотта. Женщина, которую он сбил – она была беременна. Уже на девятом месяце. Скорее всего, ни она, ни ее ребенок не выживут.

Вся дрожа, я силой стряхиваю с себя это тяжелое воспоминание. Почти машинально поглаживаю рукой свой собственный живот, и осознание того, что я собираюсь подарить кому-то жизнь в этом жестоком и неумолимом мире, заставляет меня задуматься. Такие мысли поглощают, и я говорю сама себе – не надо прыгать в эту кроличью нору, Шарлотта, это твоя старая жизнь.

Потом я сажусь и беру в руки ноутбук. Экран мигает, загораясь, и глаза тут же натыкаются на заголовок ужасающей статьи.

«Мужчина обвиняется в непредумышленном убийстве и смерти еще нерожденного ребенка»

Нетвердо встаю на ноги. Пол подо мной как будто дрожит. Плохо понимая, что происходит, я медленно бреду на кухню и нашариваю на полке стакан, чтобы запить таблетку – голова просто раскалывается.

По моему телу проходит странная, дрожащая пульсация – будто невидимый Джонатан где-то рядом трясет меня, словно тряпичную куклу. Вдруг я понимаю, что слышу протестующий стон, который доносится откуда-то из-под пола, и наваливаюсь на раковину всем весом. Этот звук доносится из подвала.

Я прикрываю дверь на кухню и нащупываю замок на двери подвала, ключ от которого висит на моей цепочке с крестиком. Мне удается справиться с дверью, и я застываю на пороге, уставившись вниз на лестницу. Сейчас она вселяет в меня ужас.

Остальной дом обжит, аккуратно и со вкусом обставлен. Но вот подвал… Подвал незакончен, пуст, нетронут. Я не знаю, что мне делать.

Не выдержав, захлопываю дверь и с бешеной скоростью принимаюсь закрывать замок трясущимися руками. Понимаю, что должна спуститься, но эти воспоминания…

Отступаю от двери, словно боюсь, что она поглотит меня целиком, и зажмуриваюсь, силясь не упасть в обморок.

– Я могу это сделать, могу это сделать, могу это сделать, – усердно повторяю я.

Но всем нутром ощущаю, что не готова.

И, сползая по стене, твержу, сбиваясь от тяжелого дыхания:

– Я не могу. Я не могу. Я не могу.

Элли

Сегодня мой последний день с Бенджи, а завтра из отпуска вернутся его хозяева. Кажется, они говорили, что улетают на Карибы, но я плохо запомнила. С точки зрения жительницы Среднего Запада любой остров – просто точка на карте. Точка на карте, куда я никогда не смогу попасть.

Напоследок треплю Бенджи по животу и угощаю его собачьим печеньем, потом запираю дверь и прячу ключ в маленький ящичек на улице. Он закрыт на замок, так что все будет в порядке.

Провожу ладонью по лицу, отслеживая свежие царапины, которые я умудрилась получить вчера, когда мы с мальчишками устроили гонки монстр-каров. Один из гонщиков не справился с управлением, и машинка влетела мне прямо в лицо… А потом по мне еще и проехались грязными ногтями.

Ну, мне казалось, что смысл был в том, чтобы придерживаться гоночной трассы, которую я соорудила из картона и раскрасила так, чтобы она выглядела совсем как настоящая. Пацан оправдывался тем, что просто немножко съехал с дороги. Думаю, тут еще был виноват и Джастин, который всю дорогу предлагал им прийти к финишной черте какими-нибудь замысловатыми способами, а поскольку с мальчишками ему всегда удавалось отлично находить общий язык, они с радостью последовали его советам.

Потом мы еще долго обсуждали, как важно с уважением относиться к другим людям. Еще мне к лицу насильно приложили пакет с мороженым горошком, чтобы не осталось синяка.

Я прохожу мимо автобусной остановки, хотя прекрасно знаю, что в этом районе остался только последний вечерний рейс. Почему-то в этой части города автобусы перестают ходить раньше всего. Может, чтобы держать подальше сброд типа меня?