Дэниел Киз - Разоблачение Клаудии

Daniel Keyes

UNVEILING CLAUDIA:

A TRUE STORY OF SERIAL MURDER

Copyright © 1986 by Daniel Keyes

© Парахневич Е., перевод на русский язык, 2021

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021

Клаудия работала в ночном клубе, поэтому, разумеется, трагедию, описанную в статье на первой полосе «Колумбус диспатч» от одиннадцатого декабря тысяча девятьсот семьдесят седьмого года, восприняла как свою собственную. Ей стало жутко от одной мысли о двух мертвых женщинах, лежавших в морозной ночи. По спине пробежал холодок, ее затрясло. Бегая тем вечером между столиками под ритмы рок-музыки, она смотрела в стеклянные глаза пьяных мужчин и молилась про себя, чтобы никто из них не вздумал убить и ее.

Вернувшись тем вечером домой, Клаудия встала на колени перед картиной, изображавшей Иисуса в Гефсиманском саду, которую повесила над дверью в гостиной, и принялась шептать молитву за души убитых.

По словам Клаудии, тогда она еще не знала, что это лишь первые убийства из длинной череды смертей и что они перевернут всю ее жизнь.

Это подлинная история роковой красотки и психически больной женщины по имени Клаудия Элейн Яско. А еще это история о том, как сотрудники правоохранительных органов многократно заходили в тупик, безуспешно пытаясь раскрыть серию вроде бы ничем не связанных убийств, которые целый год держали в страхе жителей Центрального Огайо.

О Клаудии я впервые услышал в середине июля тысяча девятьсот восемьдесят второго года, когда один ее приятель позвонил мне и спросил, не хочу ли я написать книгу про женщину, которая в тысяча девятьсот семьдесят восьмом году, в возрасте двадцати шести лет, заявила полиции, что убила троих человек. Позднее эти трое вошли в число десяти жертв преступника, получившего в газетах Огайо прозвище «Убийца с двадцать вторым калибром». Прежде Клаудия боялась говорить о случившемся, теперь же она решила поведать свою историю миру.

Случай меня заинтриговал, да и время было выбрано удачно – я как раз взял в университете отпуск, чтобы презентовать последнюю книгу.

Звонивший парень (он просил не называть его имени) пообещал привезти Клаудию на следующей неделе. Я тем временем, чтобы освежить в памяти события, сходил в библиотеку и перечитал газеты четырехлетней давности, где рассказывалось о преступлении, за которое Клаудию Элейн Яско и двоих мужчин – ее соучастников – чуть было не приговорили к смертной казни по обвинению в убийстве при отягчающих обстоятельствах.

Первые же заголовки напомнили мне суть дела:

ПРИЧИНОЙ ТРОЙНОГО УБИЙСТВА СТАЛ ЛЮБОВНЫЙ ТРЕУГОЛЬНИК

ЖЕНЩИНА, ВИНОВНАЯ В ТРЕХ СМЕРТЯХ, СДАЛАСЬ ПОЛИЦИИ

А чуть позже:

КТО ОТВЕТИТ ЗА ПЯТЬ СМЕРТЕЙ?

Однако по размытым газетным снимкам я не смог верно представить себе обвиняемую и потому совершенно не был готов к тому, что порог моего кабинета в полдень девятнадцатого июля тысяча девятьсот восемьдесят второго года переступит высокая и очень красивая женщина.

Клаудия села на стул, скрестила длинные ноги и сложила на коленях руки. Ногти у нее были ярко-красные и идеально подпиленные; все пальцы – унизаны кольцами.

– Я весьма рада, что вы согласились встретиться, – произнесла она низким тягучим голосом. – Некоторые друзья считают, что из моей жизни получится интересная книга. Вы готовы записать мой рассказ?

– Не так-то это просто, – предупредил я. – Мне придется задавать очень личные вопросы, а вам – отвечать искренне, выворачивая всю душу. Может быть очень больно.

Она отчего-то потрогала горло.

– Мне нечего стыдиться: ни сейчас, ни в прошлом… Позволите один вопрос, мистер Киз?

– Зовите меня просто Дэниел, – предложил я.

Она улыбнулась.

– Дэниел… это означает «суд Божий»… – Клаудия вдруг нахмурилась. – Я совсем забыла, что хотела спросить. Есть у меня такая беда… Никогда меня не перебивайте, иначе я потеряю ход мысли.

Мне стоило бы сразу прислушаться к ее словам и понять, что интервью с человеком, страдающим дефицитом внимания, станет мучением для нас обоих. Но Клаудия чем-то меня очаровала – может, тем, как причудливым образом сочетала в себе роковую чувственность и робость? – в общем, я почуял, что история и впрямь выйдет стоящей.

Клаудия снова вздохнула.

– О, вспомнила! Пожалуйста, объясните, как мы будем работать, если вы все-таки решите написать книгу. Я сама не умею водить машину и не могу докучать бесконечными просьбами друзьям…

– И не нужно. Когда завершится мой тур, я смогу раз в неделю приезжать в Колумбус, и мы с вами будем разговаривать часа два или три – сколько удастся освободить.

Она с облегчением перевела дух.

– Замечательно! Я уже подумывала, не придется ли нанять человека, чтобы тот меня возил, я ведь зарабатываю не так много…

По ее словам, она работала официанткой в баре «Сессион» отеля «Шератон», и ее зарплату составляли в основном чаевые.

– Пока я согласен всего лишь собрать первичный материал и посмотреть, получится ли из него сделать книгу, – напомнил я.

– Получится, – заверила она. – Это я могу сказать вам точно.

– Почему вам так хочется написать книгу? – спросил я.

Она вздохнула и отвела взгляд.

– То, что случилось в семьдесят восьмом году, до сих пор меня преследует. Если я увижу свою историю на страницах книги – как это было с Билли в «Таинственной истории», – то, надеюсь, сумею наконец изгнать призраков из памяти.

– Обещать ничего не могу.

– И не надо. Я уверена, что все получится. Вот увидите, – решительно заявила она.

Когда Клаудия ушла, в кабинете остался витать запах ее духов. Я какое-то время сидел и гадал, во что, собственно, ввязался.

Люди, с которыми я говорил про Клаудию, относились к ней по-разному. Прокуроры и полицейские, участвовавшие в расследовании, были уверены, что она все-таки замешана в убийстве или, по крайней мере, побывала на месте преступления.

А вот в средствах массовой информации ей по большей части сочувствовали; особенно в «Плейбое», где в декабре тысяча девятьсот семьдесят восьмого года появилась статья под заголовком «Клаудия на краю гибели». Авторы настойчиво заверяли, что все подробности преступления, раскрытые обвиняемой в ходе девятичасового допроса, были навязаны ей детективом. В семьдесят восьмом году проходили выборы, и многие журналисты – что в газетах, что на телевидении – считали, будто на следователей и прокуроров оказывали давление, вынуждая их поскорее раскрыть убийство. По всеобщему признанию, Клаудия стала жертвой полицейского произвола.