Квон Ёсон - Лимон

Я чувствовала себя одинокой бродяжкой, но из гордости делала вид, что погружена в учебу. Однако невозможно делать вид, что погружен в учебу, учебой пренебрегая, так что я действительно стала прилежно заниматься.

Самым тяжелым испытанием был холод городских улиц, по которым я брела в школу и обратно. Я хотела, чтобы поскорее начался новый учебный год. Пока отношения в новом классе будут непрочными, пока они не успеют оформиться и опять стать нерушимыми, я могла бы успеть найти подруг. Не скрою, когда после зимних каникул объявили о распределении по классам на следующий год Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом. , я не без удовольствия наблюдала, как одноклассницы со слезами на глазах прощаются друг с другом.

Однако, когда я увидела, как в новом классе девочки сразу же находят себе приятельниц, собираются по двое или трое и шепчутся о чем-то своем, меня охватило отчаяние. Выходило, что только для меня все было сложно. Я опять оказалась лишней – девочки раньше учились в разных классах, но школа была та же, и для них не составляло труда найти общий язык. Предыдущие годы, проведенные в одной школе, были их капиталом, а у меня не было ни гроша за душой. Я сидела в одиночестве и твердила про себя, что ничего не умею, совсем ничего.

Некоторое время спустя, в очередной раз бросив взгляд на одноклассниц, я заметила одну девушку и от изумления забыла о своем несчастье. У нее были большие миндалевидные глаза и рдеющие, как лепестки, губы. Она была очень красива, но не как известные мне красавицы. Не знаю, как лучше объяснить. Точно так перехватывает дыхание, когда слышишь сирену машины скорой помощи – это была резкая, почти пугающая красота. От девушки невозможно было отвести глаз.

Однако то, что произошло дальше, взволновало меня гораздо сильнее. Я заметила, что та девушка пристально рассматривает одну из одноклассниц. Школьница, бывшая предметом ее интереса, смотрела в окно. Вдруг она повернулась к классу и оказалась лицом ко мне. Еще почти не видя ее, я поняла, что она тоже красива, но когда она обернулась, красота заполнила все вокруг.

Если в случае с первой я подумала о резкой сирене, то красота второй распахнулась, как с хлопком раскрывается парашют. С головы до ног меня окатило горячей волной. Я не была готова оказаться лицом к лицу с таким нереальным, неописуемым совершенством. Классная комната перестала существовать – я будто перенеслась в сказку. Встревоженная и смущенная, я заставила себя рассматривать других одноклассниц, пытаясь делать вид, что со мной все в порядке.

Больше ничего не произошло. Вероятно, ошеломленная только что увиденной красотой, я уже не находила ни одного приятного лица – остальные девочки были нескладными и несимпатичными простушками. Однако их удручающая заурядность помогла мне вернуться с небес на землю. Продолжая разглядывать одноклассниц со смешанным чувством брезгливости и облегчения, я думала, что в их глазах выгляжу так же непривлекательно. Пока не появился наш новый классный руководитель, стареющий учитель математики, я уныло размышляла о том, каким убогим сборищем мы являемся. Даже Юн Тхэрим с ее миндалевидными глазами и пламенеющими лепестками губ. Да, в сравнении с совершенной, божественной красотой Ким Хэон красавица Тхэрим не так уж от нас отличалась.

Я узнала об этом позже, но в том же году младшая сестра Хэон тоже начала ходить в нашу школу. О Хэон часто говорили и в школе, и за ее пределами, а вскоре начали обсуждать и Таон. Не просто потому, что она была младшей сестрой Хэон, а из-за абсолютной непохожести сестер. Хэон была высокой и стройной, пропорционально сложенной, у нее была бледная кожа и всегда мечтательное, не от мира сего лицо. Таон, напротив, была невысокого роста и полненькой, ее лицо – совершенно обыкновенным. Одаренная потрясающей красотой Хэон сильно отставала от других в учебе, а невзрачная Таон с самого начала стала лучшей ученицей не только класса, но и школы. Хэон сторонилась остальных, была сдержанной и безразличной ко всему окружающему, редко говорила с людьми и еще реже смеялась. Таон и в этом от нее отличалась – была любопытна, активна, хорошо разбиралась во всем, а ее смех постоянно разносился по всей школе.

Отношения между сестрами не были похожи на обычные: Таон заботилась о Хэон, словно это она была старшей, а Хэон – младшей. Каждый день перед школьными воротами Таон останавливала сестру и внимательно проверяла, все ли у той в порядке со школьной формой. Школьники не могли сдержать приступов смеха при виде этой картины, потому что белая блузка самой Таон вечно была заляпана чернилами или супом.

Уроки у Таон заканчивались раньше, и она всегда ждала в коридоре, пока освободится и наш класс – домой сестры уходили вместе. Как правило, Хэон беспрекословно слушалась младшую, но порой что-то случалось и Хэон пыталась отделаться от сестры – тогда можно было наблюдать, как по коридору или через спортивную площадку перед школой, словно богиня, мчится изящная белокожая Хэон, а за ней с воплями и криками, будто дикий зверь, пытается угнаться Таон. И учителя, и ученики, кому приходилось видеть подобные сцены, заливались смехом. Рядом с бойкой, подвижной, жизнерадостной Таон волшебная красавица Хэон становилась в наших глазах более реальной, земной. Только благодаря сестре Хэон могла показаться одной из нас.

Меня связал с Таон школьный литературный клуб. Я стала посещать его по программе факультативных занятий, как только перевелась в новую школу. Преподавал в клубе молодой и преисполненный энтузиазма учитель корейского языка. Он уделял внимание даже мне, появившейся в конце учебного года, хвалил мои стихи и иногда зачитывал их перед всеми. В следующем, выпускном, классе мы были освобождены от факультативов, но преподаватель предложил не бросать занятия, если это не будет слишком отвлекать меня от учебы, и обещал выбирать для обсуждения стихи и прозу, которые часто включают в экзаменационные тесты. Я не видела причин отказываться и ответила, что с радостью продолжу заниматься.

В новом учебном году в клубе появились ученики, только начавшие ходить в старшие классы. Среди них была и Таон, круглолицая и краснощекая, словно деревенская девица. Она писала неплохие стихи, в них были свежесть и оригинальность, но, как признавала она сама, ее поэзии не хватало выразительной силы. На занятии Таон могла вслух отчитать саму себя за бездарность, могла в сердцах заявить, что желала бы очистить память – «отформатировать свою память», как она говорила – от всех стихов, находящихся там с детства; могла бить себя по голове пухлым кулачком, бормоча что-то нечленораздельное. В такие моменты я едва сдерживала улыбку, хотя понимала, каким мучительным бывает процесс творчества. Тогда мне казалось, что трудно найти человека, менее похожего на гениального поэта (каким я его представляла – не по опыту, а в силу ограниченного воображения – человека чувствительного, с беспокойным пронзительным взглядом и непременно резкими скулами), чем напоминающую урчащего медвежонка Таон.