Леви Тидхар - Усама

– Сукин сын, – не удержался Джо.

Он повернулся, вновь перешел улицу, почти столкнувшись с двумя девчонками на мотороллере, которые едва его объехали и потом долго на него оглядывались, смущенно похихикивая. Он махнул рукой, давая понять, что с ним все в порядке, и девчонки, прибавив газу, быстро укатили, не переставая посмеиваться. Джо прошел к магазину, лавируя между картонными ящиками и коробками, и толкнул, открывая, дверь. Внутри стоял сильный запах сушеной рыбы.

– Сабайди [8] Обычное приветствие во Вьентьяне. , мистер, – произнесла девушка за стойкой.

– Сабайди, – приветствовал он в ответ. Девушка слегка склонилась, сложив по обычаю ладони, и Джо ответил ей тем же.

Перед девушкой стоял небольшой телевизор, и она смотрела по нему японское игровое шоу. На экране по сцене скакал японец в костюме европейского клоуна, в то время как два участника шоу, стоявшие по обе стороны от него, старались ударить актера длинными бамбуковыми палками. Тот пригибался, припадал к полу, подпрыгивал – смешно и удивительно грациозно одновременно, – избегая ударов.

– Что это? – спросил Джо девушку, уже успевшую вновь перенести свое внимание на экран.

Девушка подняла взгляд.

– «Поймай клоуна», – сказала она. – Получаешь по сто иен всякий раз, как сумеешь ударить его. – Она пожала плечами: – У них никак не получается, но все равно смешно.

Джо улыбнулся, и девушка вновь обратилась к телевизору. Поймай клоуна , подумал Джо. Он оглядел узкие проходы, но мужчины в начищенных черных туфлях видно не было.

– Кто-нибудь только что заходил сюда? – спросил он.

Девушка, казалось, раздумывала над вопросом.

– Тихонько прошел, – сообщила она наконец свое умозаключение и прибавила звук в телевизоре.

Что это значило? Конечно, в магазине есть черный ход, только вел он в жилое помещение владельцев. Если так, то мужчина попросту мог бы быть дядей, или кузеном, или каким иным родственником, оказавшимся поблизости, что – по зрелом размышлении – было самым разумным объяснением. Джо пожал плечами, купил банку супа и пачку сигарет и вышел обратно на улицу.

Какой-то человек усаживался в длинный черный «Мерседес», стоявший у дома, где жил Джо. Сыщик успел заметить начищенные черные туфли, исчезнувшие в машине. Потом дверь мягко захлопнулась, тонированные стекла не позволяли заглянуть в салон; ожил, тихо урча, мощный немецкий двигатель, и машина выехала на дорогу.

– Подождите! – крикнул Джо и побежал к машине, которая уже уезжала, набирая скорость.

Мимо, почти впритирку, проехал мотороллер, сидевший на нем парень в студенческой форме крикнул:

– Гляди, куда прешь, засранец! – и умчался.

Джо чертыхнулся. Черный автомобиль был впереди него и ехал все быстрее. Он побежал вдогонку. Пожилая дама проезжала мимо него на велосипеде, груженном лотками с яйцами. Она сбоку поглядывала на него со смущенным выражением на лице.

– Стой!

Машина не останавливалась. Зато в правом окне заднего сиденья опустилось стекло, высунулась рука, державшая блестящий предмет, и Джо замер, не веря тому, что увидел. Это был пистолет.

Выстрелы громким эхом прокатились по улице. Пожилая дама дернула рулем, велосипед вильнул, и она упала, а велосипед заскользил по горячему асфальту, лотки высвободились от связывавших их пут, вываливая прямо на дорогу груз свежих яиц, а те катились и разлетались, будто покрывая асфальт желто-белым слоем краски. При первом же звуке выстрела Джо бросился плашмя на дорогу и откатился к тротуару. Рука исчезла в салоне «Мерседеса». Клочок бумаги, подхваченный, по-видимому, сквозняком, вылетел из закрывавшегося окошка. Машина рванула вперед и скоро скрылась за поворотом.

Джо встал. Его трясло. Он бросился к пожилой даме, но та не была ранена. Джо помог ей встать на ноги. Даму тоже трясло. Она не заговорила с ним. Разглядывала побитые яйца на земле и ударилась в беззвучный плач: слезы текли по ее морщинистому лицу, как вода по сети желобов старинных римских акведуков. Джо подошел к ее велосипеду, поднял его. Дама приняла машину из его рук, не проронив ни звука. Даже и не взглянула на него. Появились любопытствующие зеваки. Стоя у фасадов лавок, они разглядывали, указывали пальцами и бормотали между собой. Джо чертыхнулся и решил, что пора сматываться отсюда.

– Вот, – произнес он, неловко суя старушке деньги. – За яйца.

Та взяла у него деньги, ничего не сказав, и сунула их куда-то в потайной карман. Когда она, везя за собой велосипед, отошла к краю дороги, ее окружила целая толпа женщин, они проводили даму в тень и предложили ей чаю. Дама отвечала им легкой печальной улыбкой. На Джо, казалось, никто не обращал внимания.

Отлично.

Он уже повернулся, чтобы уйти, когда обрывок бумаги ударил его по лицу. Джо схватил его, и неожиданно сдерживаемый гнев вырвался, одним резким движением он скомкал бумажку в шарик.

В него стреляли. За каким чертом понадобилось стрелять в него? Он пустился оттуда бегом, когда мимо проехал автобус и оставил на асфальте желточные следы шин. Подойдя к своему дому, Джо сразу же вошел в него, поднялся к себе в квартиру и запер за собой дверь. Потом стоял, привалившись спиною к двери и глубоко дыша. Поднес руку к лицу и понял, что все еще держит бумажный шарик. Расправив его, взглянул. Грязный обрывок старой газеты, едва что различить можно, кроме даты: одиннадцатое сентября две тысячи первого года. Пожав плечами, Джо скатал бумажку опять в шарик и шагнул в комнату, чтобы бросить его в мусорную корзину. Потом сложил кое-какую одежду в чемодан, бросил туда три книжки и вышел из квартиры.

Одиннадцатого сентября тысяча девятьсот семьдесят третьего года в семь часов ноль-ноль минут утра чилийский военно-морской флот овладел Валпараисо. К восьми ноль-ноль армия взяла под контроль Сантьяго. К девяти ноль-ноль армия контролировала большую часть южноамериканской страны.

В своем последнем выступлении президент Альенде сказал: «У них есть сила, и они могут подавить вас, но социальный процесс нельзя остановить ни силой, ни преступлением. История принадлежит нам, и ее делают народы…

Я обращаюсь к гражданину Чили – к рабочему, крестьянину, интеллигенту, к тем, кого будут преследовать, потому что в нашей стране уже давно – в покушениях террористов, во взрывах мостов, в разрушении железнодорожных линий, нефте- и газопроводов – ощущалось присутствие фашизма. С молчаливого согласия тех, кто был обязан… Их будет судить история».

К двенадцати ноль-ноль реактивные истребители наконец-то появились над президентским дворцом в центре Сантьяго. И сбросили свой бомбовый груз на дворец. Альенде погиб вскоре после этого. По одной из версий, он пал от собственной руки: застрелился из АК-47, подаренного ему Фиделем Кастро, с золотой табличкой: «Моему дорогому другу Сальвадору от Фиделя, кто старается иными средствами достичь тех же самых целей».