Ник Реннисон - Биография Шерлока Холмса

Из Тибета в Лондон доходили пугающие слухи о намерении России внедриться в этот регион. Хартум был столицей растущего мусульманского государства, которое всего несколькими годами ранее унизило Британскую империю, казнив одного из самых прославленных ее генералов и принудив англо-египетские войска покинуть территорию халифата. Надежные сведения из этих «запретных» городов настоятельно требовались мандаринам, определявшим политику Британской империи, а какой источник мог быть надежнее, чем младший брат одного из них?

Выражение «Большая игра» для обозначения соперничества между Россией и Британией за влияние в Центральной Азии и странах, граничащих с Индией, предположительно пустил в оборот в 1840-х годах Артур Конолли, офицер Шестого полка бенгальских улан [65]. Наибольшую известность оно получило благодаря роману Киплинга «Ким», впервые увидевшему свет в 1901 году. Однако лежащее в его основе мировоззрение пронизывает тысячи книг, эссе и передовиц, написанных во второй половине XIX века.

В 1882 году, например, викторианский историк Дж. Р. Сили подчеркивал настоятельность особо пристального внимания к отдаленным областям, которого требовала от Британии «Большая игра»:

За малейшим движением в Турции, за каждым новым поветрием в Египте, за любым изменением ситуации в Персии или в Трансоксиане [66] , в Бирме [sic] или в Афганистане мы обязаны пристально наблюдать. Причина состоит в том, что мы владеем Индией и питаем живейший интерес к делам всех стран, которые лежат на пути к ней. Это, и только это, вовлекает нас в постоянное соперничество с Россией, которая для Англии девятнадцатого века стала тем же, чем была Франция в веке восемнадцатом, когда они соперничали за Новый Свет.

Это мог бы сказать и Майкрофт. Слова Сили суммируют исходные посылки, которыми руководствовались старший из Холмсов и десяток других влиятельных фигур Уайтхолла. Таково было умонастроение, заставившее младшего Холмса отправиться за тысячу миль на другой конец земного шара.

Двенадцатого мая 1891 года, всего неделю спустя после решающего поединка у Рейхенбахского водопада, Холмс прибыл во Флоренцию. Сыщика встречал британский консул, извещенный о его прибытии депешей Майкрофта.

С самого начала своей «посмертной» карьеры Холмсу доставляло определенные трудности сохранение инкогнито. Некоторых чиновников консульства приходилось ставить в известность о личности визитера, чтобы он заручился помощью, необходимой путешественнику. Во Флоренции, кроме всего прочего, жило немало англичан, приверженных dolce far niente [67], и среди них могли быть люди, знавшие Холмса по Лондону. Благодаря Уотсону и Дойлу он уже не был безвестным сыщиком-консультантом, как когда-то.

По иронии судьбы превращение Холмса в легенду англоязычного мира началось после его предполагаемой смерти, когда «Стрэнд мэгэзин», подталкиваемый Дойлом, согласился опубликовать некоторые рассказы Уотсона. Первый из них увидел свет не ранее осени 1891 года. К тому времени Холмс находился в Гималаях и не подозревал о своей растущей славе. Опубликованные Уотсоном и Дойлом повести «Этюд в багровых тонах» и «Знак четырех» не имели большого успеха, но тем не менее внесли свою лепту в то, чтобы вывести Холмса из сумерек безвестности, в которых он до тех пор трудился.

Опасаясь, как бы кто-нибудь во Флоренции не узнал его, Холмс снова облачился в одеяние итальянского патера, в котором ускользнул от внимания Мориарти на вокзале Виктория, и покинул город при первой же возможности. Он направился на юг, в Бриндизи, где сел на пароход компании «Пи энд Оу» [68], державший курс на Египет. Пересев на другое судно той же компании в Порт-Саиде, в устье Суэцкого канала, Холмс ступил на путь, которым в последние десятилетия XIX века проследовали тысячи холерических полковников, нервных младших офицеров и грозных мемсаиб [69].

Плавание на борту парохода «Пи энд Оу» служило ритуалом инициации для тех, кто строил империю в Индии и на Востоке. Пиренейская и Восточная компания, основанная в 1830-х годах двумя предприимчивыми шотландцами, быстро стала неотъемлемой частью транспортной системы Британской империи.

К началу 1890-х дорога из Европы в Индию, некогда мучительный морской марафон, порою длившийся месяцами, занимала чуть более двух недель. После плавания по Суэцкому каналу и через Индийский океан судно, на котором заказал каюту Холмс (вероятно, один из двух пароходов-близнецов, «Аркадия» и «Океана», спущенных на воду в 1888 году и курсировавших между Европой и Индией и Австралией), пришвартовалось в Бомбее в начале июня – меньше чем через месяц после того, как, заглянув в рейхенбахскую бездну, Холмс узрел роковое падение Мориарти, чье тело низринулось на камни и было поглощено водой.

Для биографа, даже если он верно угадал все этапы великого странствия Холмса, попытки проследить его индийский маршрут грозят обернуться мучительной погоней. Б́ольшую часть пути он вынужден будет проделать в кромешной тьме. Фигура сыщика ускользает от взгляда. Лишь изредка вспышка молнии высвечивает ее ненадолго, прежде чем она снова исчезает в окружающей тьме. Как призрак, Холмс переносится на огромные расстояния, не оставляя никаких следов своего присутствия.

У нас нет сколько-нибудь достоверных данных о пребывании сыщика в Бомбее, но кажется маловероятным, что он надолго задержался в этом городе. Инструкции Майкрофта требовали его скорейшего прибытия в Тибет. У него не было времени на знакомство с достопримечательностями, бесполезными в его миссии.

Тогда существовало регулярное железнодорожное сообщение между Бомбеем и Калькуттой. И нам известно, что уже неделю спустя, покрыв огромные пространства Центральной Индии, Холмс оказался в столице колониального владения.

В Калькутте сыщик ненадолго выходит из тени, хотя образ его смутен, словно запечатлен на поблекшей старой фотографии. Десятого июня 1891 года чиновник колониальной администрации делает загадочную запись в дневнике, повествующую о разговоре в клубе с европейским путешественником, направляющимся в Дарджилинг. Предметом обсуждения послужили ни больше ни меньше как труды Бертильона и сэра Френсиса Гальтона.

Этот чиновник, некий Эдвард Генри, недавно занял пост генерального инспектора бенгальской полиции, и на него огромное впечатление произвели познания загадочного гостя, глубокое понимание им прошлого, настоящего и будущего полиции и сыскного дела. Путешественник показался Генри немцем, он даже называет его Зигсоном, но это, без сомнения, Холмс, который уже надел личину, избранную им для миссии в Тибет.

Сыщик давно интересовался методами, позволяющими безошибочно опознавать преступников по антропометрическим характеристикам. Обе упомянутые Генри фамилии – Бертильон и Гальтон – свидетельствуют, что, даже действуя под прикрытием на пути в Гималаи, Холмс не устоял перед соблазном изложить свои соображения по этому поводу, когда ему выпало встретить сочувственного и сведущего слушателя.