Рекс Стаут - Убийство из-за книги (сборник)

– Угадали, – признал я. – Все дошли по адресу?

– Да, кроме одной. Одна из наших девушек прихворнула и осталась дома. Ох и заварили же вы кашу, скажу я вам! А верно, что вы тот самый Арчи Гудвин, который работает у Ниро Вульфа?

– Тот самый. И это телефон Вульфа.

– Ну и дела! В записке сказано: позвонить и спросить почему. Так почему?

– Я затосковал и решил устроить пирушку. Завтра в шесть. Здесь, у Ниро Вульфа. Адрес в телефонном справочнике. Если и другие последуют вашему примеру, то вам ничего не угрожает. Бездна орхидей, уйма напитков, возможность узнать меня поближе и ужин, достойный «Мисс Америки». Можно полюбопытствовать, как вас зовут?

– Конечно. Бланш Дьюк. Так говорите, завтра в шесть?

– Точно.

– Вы не могли бы кое-что записать?

– Обожаю это занятие.

– Запишите: Бланш Дьюк. Потрясающее название для коктейля, правда? Так вот, два стаканчика джина, один – сухого вермута, две капли гранатового сиропа и две капли перно. Успели?

– Угу.

– Думаю, что приду, если нет, отведайте сами. Я никогда не знаю, что буду делать на следующий день.

Я проворковал, что советую ей прийти, развернулся и обратился к Вульфу:

– Эта поприветливее, чем миссис Адамс, и на том спасибо. А ведь еще и часа не прошло, как они закончили работу. Теперь насчет ужина в «Рустермане»… Им, конечно, лестно будет посидеть в лучшем ресторане Нью-Йорка…

– «Рустерман» отменяется.

– Вы же сказали, что…

– Я передумал. Ужин будет здесь. Я составлю меню с Фрицем… Пирожки с омарами и утка с вишней и виноградом. Женщинам придется по вкусу калифорнийский рислинг – вот он и пригодился, кстати.

– Вы же его не любите.

– Меня здесь не будет. Я уеду без пяти шесть, поужинаю с Марко и проведу вечер с ним.

В своих рассказах о Ниро Вульфе я не раз упоминал, что он никогда не оставляет дом по рабочим делам. Строго говоря, я мог бы сказать, что он собрался к Марко не по делам, а из-за них, но это просто увертка.

– Вам следовало бы хоть посмотреть на них, – попытался протестовать я. – И они так мечтают познакомиться с вами. Особенно миссис Адамс – ей сорок восемь, в самый раз для вас, семейная жизнь у нее не ладится, иначе она не стала бы работать. К тому же…

Зазвонил телефон. Я снял трубку и представился. Звонкое сопрано отбросило трубку от моего уха на несколько дюймов.

– Мистер Гудвин, я обязана была вам позвонить! Конечно, так не полагается, но, поскольку мы не знакомы и никогда не встретимся, считаю себя вправе не называть себя. Это самые чудесные орхидеи, что мне приходилось видеть! Я иду сегодня к друзьям на вечеринку, там будут все свои… То-то они рты пораскрывают, когда увидят орхидеи! А знаете, что я скажу, когда они спросят, кто подарил мне цветы? Я жду не дождусь! Конечно, я могу сказать, что они от тайного воздыхателя, но я не та девушка, которая мечтает о тайных воздыхателях, и не знаю, что им отвечу, но цветы такие расчудесные, что просто нельзя удержаться…

Когда я пять минут спустя положил трубку, Вульф пробормотал:

– Ты забыл пригласить ее.

– Да, – подтвердил я. – Она девственница. И боюсь, останется ею навсегда.

Пожалуй, впервые на моей памяти в оранжерее в отсутствие Вульфа очутилась целая компания посторонних. Страшное бремя ответственности ошарашило Теодора. Мало того, что он с замиранием сердца следил, чтобы никто из гостей не опрокинул скамейку или не ухватил цветок с уникального гибрида, так я еще уставил целый стол в питомнике подозрительными напитками. Поскольку беспризорные посетительницы то и дело наведывались к столу, Теодору заранее делалось плохо от одной мысли, что кто-то опрокинет стакан с крепким пойлом в горшочек, который он лелеял десять лет. Конечно, мне жаль было Теодора, но я хотел, чтобы гости чувствовали себя как дома.

Мой замысел сработал. Позвонили мне только семеро, но, судя по всему, они как следует все обсудили в конторе, поскольку пришло их аж десять, две группы по пять человек. Еще две позвонили сегодня, в среду, пока я отсутствовал. Дело было неотложным – я ездил в Бронкс поговорить с миссис Эйбрамс. Она, конечно, не пришла в восторг от моего визита, но я приехал просить об одолжении и выполнил свой долг до конца. В конце концов скрепя сердце она согласилась. Мне оставалось еще завербовать Джона Р. Уэлмана, но тут мне повезло – хватило одного звонка в гостиницу.

С моей точки зрения, эти дамочки все вместе смотрелись выше среднего, и мне было бы проще простого познакомиться с ними, угостить и развлечь байками про орхидеи, не будь я так занят тем, что мысленно рассортировывал их и расставлял по полочкам на будущее. Я мог бы избавить вас от необходимости выслушивать подробности того, как я это проделывал, тем более что вряд ли кто-то рискнет повторить мой подвиг. Сейчас-то мне ничего не стоит выложить вам всю их подноготную, но тогда наводить справки было не у кого.

Итак, я работал как каторжный, запоминая их имена и жадно впитывая крохи информации об их положении и роде занятий. Когда поспел ужин, я уже имел обо всех довольно приличное представление. Сорокавосьмилетняя Шарлотта Адамс была секретаршей старшего компаньона Джеймса А. Корригана. Сухопарая и хваткая, она явно пришла не для того, чтобы веселиться. Одних лет с ней была лишь пухленькая и прыщеватая стенографистка, с именем, произнося которое она принималась радостно хихикать: Хелен Трой [3]! Следующей по возрасту шла Бланш Дьюк, трехцветная блондинка. Я наполнил целый шейкер смесью по ее рецепту. Она уже дважды возвращалась в питомник на дозаправку, после чего для экономии энергии прихватила шейкер с собой.

Еще одной-двум дамам из оставшихся семи было около тридцати, а большинству едва перевалило за двадцать. Одна из них держалась особняком. Ее звали Долли Хэрритон, и она была членом коллегии адвокатов. Миловидная и сероглазая, она еще не входила в руководство конторы, но, видимо, рассчитывала войти: об этом я судил по уверенности, с которой она держалась, и по умному, проницательному взгляду. Когда она передвигалась по проходам между орхидеями, создавалось впечатление, что она накапливает сведения для перекрестного допроса цветовода, уклоняющегося от выплаты алиментов брошенной жене.

Далее стенографистка Нина Пэрлман, довольно высокая и осанистая, с большими темными глазами; машинистка Мэйбел Мур, тщедушная, щупленькая, в очках с красной оправой; секретарша Эммета Фелпса Сью Дондеро с изящной головкой и без помады – вполне в моем вкусе; делопроизводительница Порция Лисс, которой следовало бы заняться своими зубами или хотя бы поменьше смеяться; стенографистка Клэр Бэркхардт, либо только что окончившая среднюю школу, либо ловко прикидывавшаяся молоденькой; и, наконец, секретарша Луиса Кастина Элинор Грубер, которую я пригласил бы в том случае, если бы мне необходимо было пригласить только одну из них. При первом взгляде на нее вы могли бы подумать, что ей не мешало бы сбросить фунт-другой, но, попытайся вы потом прикинуть, где они, эти лишние фунты, вы неминуемо проголосовали бы за статус-кво.