Рекс Стаут - Убийство из-за книги (сборник)

Я не имел права позволить себе испытать отвращение к мысли о расправе с Джоан Уэлман, во всяком случае такое, что могло бы удержать меня от дальнейших действий, ибо если считать ее гибель морально неприемлемой, то как оправдать убийство Дайкса? После смерти Джоан Уэлман я перестал сомневаться. Теперь, при наличии достаточного мотива, я был способен на убийство любого числа людей, не испытывая при этом ни малейших угрызений совести.

Поэтому, замышляя расправу над Рейчел Эйбрамс, я раздумывал только над тем, насколько в этом есть необходимость и можно ли ее осуществить, не подвергаясь излишнему риску. Необходимость есть, решил я. Что же касается риска, то я положился на обстоятельства. В этом случае я не мог использовать тот же фокус, какой использовал с Джоан Уэлман, поскольку она знала Дайкса как Бэйрда Арчера. Мой план оказался настолько прост, что его и планом-то нельзя было назвать. В один прекрасный, но дождливый день я без приглашения явился к ней в офис. Если бы она была не одна или возникло какое-либо другое непредвиденное обстоятельство, мне пришлось бы удалиться и придумать иной способ действий. Но весь ее офис, оказалось, состоял всего из единственной комнаты, в которой она была одна. Я сказал ей, что мне нужно кое-что перепечатать, и, приблизившись, якобы чтобы показать текст, схватил ее за горло, а после того, как она потеряла сознание, открыл окно, поднял ее и бросил вниз. К сожалению, у меня не было времени искать, не сохранился ли у нее еще один экземпляр рукописи Дайкса. Я выбежал из офиса, спустился по лестнице на этаж ниже и там сел в лифт. Когда я выбрался из здания, тело ее лежало на тротуаре, а вокруг уже собиралась толпа. Через три дня, когда я с моими компаньонами пришел к Вам, я узнал, что опередил Вашего Гудвина не более чем на две минуты. Значит, счастье на моей стороне, решил я, несмотря на то что Гудвину удалось найти в ее финансовом реестре имя Бэйрда Арчера. Застань он ее в живых, он бы узнал содержание рукописи.

К тому времени, когда мы впервые явились к Вам девять дней назад, я понял, что мне грозит опасность, но был убежден, что сумею ее предотвратить. Вам стало известно о Бэйрде Арчере и рукописи, Вы поняли, что вся эта история связана с Дайксом и, следовательно, с нашей конторой, – но не более того. Вы заметили пометку «Пс. 145–3», сделанную моей рукой на его заявлении об увольнении, и правильно ее расшифровали, что мне почти ничем не грозило, ибо кто угодно мог легко подделать мой прямой, ровный почерк, и мои компаньоны дружно помогли мне убедить полицию, что Вы сами, наверное, сделали эту пометку в попытке обмануть нас.

В среду, когда мы получили письмо от миссис Поттер, мне и в голову не пришло, что Вы имеете к этому какое-либо отношение. Я счел это смертельным ударом, нанесенным судьбой в самый неподходящий момент. Письмо принесли мне, но поскольку оно было адресовано не кому-то лично, а в контору, то наш клерк, обрабатывающий почту, прочел его, и поэтому я вынужден был показать его моим компаньонам. Мы обсудили сложившееся положение и пришли к единодушному выводу, что одному из нас следует лететь в Калифорнию. Мы разделились во мнении, кому именно следует лететь, но, как старший компаньон, я настоял на своей кандидатуре. Никто не стал со мной спорить, и я вылетел первым же рейсом.

Что произошло в Калифорнии, Вам известно. Я пошел на риск, но считал себя в относительной безопасности, пока не очутился в номере Финча, где вместо него встретил Гудвина. С этой минуты мое положение стало безысходным, но я пока отказывался сложить оружие. Я понял, что с помощью Гудвина Вам стало известно содержание рукописи, а значит, и мое предательство по отношению к О’Мэлли, но тем не менее полагал возможным избежать обвинения в убийстве. Всю ночь в самолете, сидя всего лишь в нескольких футах позади Гудвина, я обдумывал все возможные ходы и способы действий.

Из Лос-Анджелеса я позвонил одному из своих компаньонов, и они все собрались у нас в офисе, когда я утром приехал туда прямо из аэропорта. Они пришли к единодушному мнению посетить Вас и потребовать изложить содержание рукописи. Я настаивал на ином образе действий, но переубедить их не сумел. Когда мы пришли к Вам, я был готов к обвинению меня в доносе на О’Мэлли, предполагая, что Вы расскажете нам о рукописи, но вместо этого Вы нанесли мне очередной удар. Вы ничего нам не рассказали, заявив, что не совсем готовы к действиям и что Вам требуются еще кое-какие подробности. Для меня это означало только одно: Вы не хотите обнародовать мой донос на О’Мэлли до тех пор, пока не будете готовы использовать этот факт как доказательство для обвинения меня в убийстве, и Вы не высказались бы таким образом, если бы не были уверены, что будете вот-вот готовы. Какие именно подробности Вам требовались, я не знал, но это не имело значения. Я не сомневался, что либо я уже у Вас в руках, либо вскорости буду.

Мои компаньоны решили еще раз все обговорить за обедом, но я, сославшись на усталость, поскольку провел ночь в самолете, поехал домой. Снова заработала подкорка, ибо, к крайнему моему удивлению, мною вдруг завладело навязчивое желание покончить с собой. Я не стал с ним бороться. Я решил покориться ему. Но я еще не пришел к окончательному выводу, оставить ли Вам рассказ о моей беде и о причинах, приведших к ней. Я сел за письмо, которое писал несколько часов. Сейчас я прочту его и решу. Если я его пошлю, то только Вам, поскольку Вы стали причиной моей смерти. Больше всего меня интересует, чем мотивированы мои поступки, что заставляет меня написать это письмо и послать его именно Вам, а не кому-нибудь другому? Но начни я об этом рассуждать, мне никогда не закончить письма. Если я все-таки пошлю его Вам, то знайте, что я не пытаюсь подсказать Вам, что с ним делать, поскольку Вы все равно поступите как сочтете нужным. Вот и я делаю то же самое: поступаю так, как считаю нужным.

Вот и всё. Я собрал страницы, сложил их и засунул в конверт, а потом встал и поднялся на три пролета в оранжерею. Вульф был в питомнике, где разглядывал корни нескольких дендробиумов, которые он вытащил из горшков.

– Вам следует это прочесть, – сказал я, протягивая ему конверт с письмом.

– Когда спущусь.

– В одиннадцать придет Кремер. Если вы будете читать письмо при нем, он разозлится. Если же поговорите с ним не прочитав письма, я предпочитаю не присутствовать.

– О чем там говорится?

– Корриган полностью признается в доносе на своего компаньона О’Мэлли и в трех убийствах. Приводит подробности.

– Хорошо. Только помою руки.

Он подошел к раковине и открыл кран.

– Это, – сказал Вульф инспектору Кремеру, – не только совершенно правильно по существу, но и грамотно изложено.