Гилберт Честертон - Черный кот. Три орудия смерти (сборник)

В этом уединенном месте, разумеется, не было никого, кто мог бы стать свидетелем содеянного. Но много позже, уже после того как студент-медик дошел до отеля, а оттуда уехал на поезде в Лондон, другой путешественник увидел Уиндраша, который в полном одиночестве сидел посреди пустоши, глядя на дерево и бурлящие заводи. Он был погружен в какие-то мрачные раздумья, вне всякого сомнения, связанные с его дерзким планом.

Как ни странно, даже случайному прохожему его одинокая фигура показалась такой трагической, как если бы перед ним был сам Каин, а заводи в лучах красного заката были похожи на кровь.

Остальная часть этого отчаянного предприятия, или художественного изыска, прошла достаточно гладко. Прослыв сумасбродом, он избежал даже тени подозрения в совершении преступления. Ему удалось заключить дерево в клетку, словно дикого зверя, и это было воспринято как причуда эксцентричного художника. Обратите внимание на то, что клетка становилась все более неприступной. Когда люди начали проявлять к дереву интерес, он изгнал из своего сада всех, за исключением Харрингтона, и, судя по всему, вас тоже.

– Мне кажется, – произнес Джадсон, – Харрингтон, или Уилмот, как бы там его ни звали, сказал вам, что художник признался в обоерукости, то есть в умении действовать левой рукой так же хорошо, как и правой.

– Вы правы, – кивнул инспектор. – Ну что ж, доктор Джадсон, я пошел вам навстречу и рассказал практически все, что мне на данный момент известно. Если вы знаете что-либо из того, что осталось скрытым от нас, я должен вас предупредить: вы просто обязаны отблагодарить меня ответной откровенностью. Это чрезвычайно серьезное дело. Дело, которое попахивает виселицей.

– Нет, – задумчиво произнес доктор Джадсон, – виселицей это дело и не пахнет.

Поскольку его собеседник лишь изумленно вытаращил глаза, доктор добавил, выговаривая слова все так же медленно, как будто находясь в трансе:

– Вы не сможете повесить Уолтера Уиндраша.

– Что вы имеете в виду? – уже совершенно другим тоном резко воскликнул инспектор.

– Видите ли, – сияя широкой улыбкой, пояснил врач, – Уолтер Уиндраш находится в психиатрической лечебнице. Его обследовали с помощью старых, испытанных, совершенно официальных методов и признали умалишенным. – Джадсон говорил об этом так, будто речь шла о событиях, случившихся сто лет назад. – Медики, поставившие диагноз, обратили внимание на симптом амбидекстральности и на несколько избыточное развитие мышц левой руки.

Инспектор Брэндон потрясенно смотрел на оживленного, улыбающегося доктора, который поднялся, как будто их разговор подошел к концу. Но сделав шаг к двери, Джадсон обнаружил, что путь ему преградил только что появившийся человек. Подняв голову, доктор снова увидел перед собой длинные волосы и вытянутое улыбающееся лицо джентльмена под именем мистер Уилмот, вызвавшего у Джадсона самую искреннюю антипатию.

– Я снова здесь, – широко улыбаясь, заявил Уилмот, или Харрингтон, – и, похоже, как раз вовремя.

Инспектор пришел в себя, в очередной раз продемонстрировав скорость реакций и тонкость восприятия. Он, быстро вскочив со стула, спросил:

– Что-то случилось?

– Нет, – отозвался великий сыщик, – ничего не случилось. Если сбросить со счетов то, что мы преследуем не того человека.

Удобно расположившись в кресле, он улыбнулся инспектору.

– Не того человека! – повторил Брэндон. – Вы хотите сказать, что Уиндраш – это не тот человек? Такого не может быть! Я только что взял на себя смелость рассказать доктору Джадсону, как было дело…

– Находясь под впечатлением, – перебил его Харрингтон, – что вам это известно. Что касается меня, то я выяснил истину всего двадцать минут назад.

Он держался в высшей степени оживленно. Но обернувшись к доктору, тут же стал серьезным, заговорил деловым тоном, тщательно подбирая и взвешивая каждое слово.

– Доктор, – произнес Уилтон, – вы человек науки и понимаете то, что в этом мире мало кто способен понять. Вам известно, что такое гипотеза, способная удерживать позиции. Будучи человеком науки, вы наверняка располагаете опытом создания очень сложной, полной и даже весьма убедительной теории.

– Ну как же, разумеется, – с мрачной улыбкой отозвался Джон Джадсон, – разумеется, я располагаю опытом создания очень сложной, полной и весьма убедительной теории.

– Но, – задумчиво продолжал детектив, – будучи человеком науки, вы тем не менее были готовы допустить вероятность, пусть и совсем незначительную, того, что ваша теория может оказаться неверной.

– Вы снова правы, – ответил Джадсон, и его улыбка стала еще более зловещей. – Я был готов допустить незначительную вероятность того, что моя теория может оказаться неверной.

– Что ж, я принимаю на себя полную ответственность за неожиданный крах моей теории, – продолжая мило улыбаться, заявил детектив. – Инспектор ни в чем не виноват. Всю эту историю о преступном художнике и его плане сокрытия тела придумал я. Впрочем, это была чертовски умная, интересная идея, хотя мне и не следовало бы так говорить. И на самом деле все свидетельствует в ее пользу, за исключением того, что она не может быть истинной. Что поделаешь, слабые места имеются даже у самых блестящих теорий.

– Но почему она не может быть истинной? – ошеломленно пробормотал Брэндон.

– Именно потому, – ответил его начальник, – что я только что обнаружил настоящего убийцу. – В воцарившейся мертвой тишине он добавил, как будто в качестве милого философского размышления: – Это великое и дерзкое в своем художественном замысле и исполнении преступление, о котором мы рассуждали, как и многие гениальные явления, оказалось слишком великим для нашего мира. Возможно, в утопии или в раю мы могли бы иметь дело с подобными идеальными и талантливыми убийствами. Но обычный убийца действует гораздо примитивнее… Брэндон, я нашел второго студента. Разумеется, вы осведомлены о нем куда меньше.

– Прошу прощения, – натянуто отозвался инспектор. – Разумеется, мы отследили перемещения второго студента и всех остальных, кто мог быть замешан в этом деле. В тот вечер он вернулся в Лондон на поезде. Месяц спустя по делам отправился в Нью-Йорк, откуда перебрался в Аргентину, где основал успешную и вполне респектабельную врачебную практику.

– Вот именно, – кивнул Харрингтон. – Он поступил самым скучным и примитивным образом, как и подобает настоящему преступнику. Он сбежал.

Казалось, только сейчас к Джадсону вернулся дар речи.

– Вы абсолютно уверены, – изменившимся голосом произнес он, – что Уиндраш действительно невиновен?

– Я в этом абсолютно уверен, – очень серьезно откликнулся Харрингтон. – Это не гипотеза, а доказательство. Я располагаю сотней доказательств, и все они сходятся в одной точке. Я приведу лишь некоторые из них. Удар по черепу был нанесен очень необычным хирургическим инструментом, и я нашел этот инструмент у того, кто им воспользовался. Точку, в которую нанесли удар, мог выбрать только человек, располагающий специальными знаниями. Человек по фамилии Давин, который, как нам известно, присутствовал на месте преступления, а также имел более убедительный мотив для его совершения (поскольку его разорили и он опасался разоблачения), был и остается человеком со специальными знаниями подобного рода. Он хирург и притом весьма искусный. Он также левша.