Кэрол Дуглас - Танец паука

– А всё безумные поиски ее матери! Ирен ничто не тревожило, пока эта подколодная змея Нелли Блай не подняла шумиху, а теперь… Боюсь, мы разворошили осиное гнездо. Да еще этот неприятный господин, Шерлок Холмс, подлил масла в огонь. Как я хотела бы больше никогда не видеть их обоих!

Квентину хватило ума оставить без комментариев и упоминание двух ненавистных мне персонажей, и нагромождение метафор в моей речи. Он надел котелок, перчатки и кивнул на прощание.

Проскользнув обратно в комнату, я обнаружила, что подруга все так же сидит в кресле и хмурится, глядя вдаль.

– В чем дело?

Ирен стряхнула с себя оцепенение. Она подняла руки и хлопнула по подлокотникам кресла, вновь полная решимости.

– Я должна сосредоточиться на незавершенном деле, начатом Нелли Блай, только и всего.

– Мне все это не нравится. – Я присела на диван, который совсем недавно освободил Квентин. – Ты из тех, кто никогда не успокаивается. От добра добра не ищут!

– А что считать добром? – возмутилась Ирен.

– Ты знаешь, о чем речь, – ответила я, доставая из сумки рядом с диваном вышивку и принимаясь распутывать нитки. То, что я не смотрю в ее сторону, еще сильнее задело Ирен. Увещевания всегда производили на примадонну обратный эффект.

Она встала и начала мерить шагами комнату, топча прекрасные турецкие ковры гостиницы «Астор». Жаль, что не существует оперы «Венецианский купец», поскольку Ирен нравится впадать в состояние, которое я называю «ролью Порции». А еще жаль, что женщинам в наши дни не дозволено становиться адвокатами, поскольку в такие моменты Ирен могла бы соперничать с Годфри, а то и превзойти мужа красноречием в суде. Хуже всего, что сейчас таланты подруги пропадали зря, поскольку за ее выступлением наблюдал лишь один неизменный зритель – я.

– Факт в том, Нелл, что нам приходится сражаться сразу на двух фронтах.

– Нам?

– Ну ты же здесь, разве нет? Со мной? Как ты поступишь, если мои действия тебе не понравятся? Сядешь на пароход – огромный, постоянно качающийся и вызывающий морскую болезнь океанский лайнер – и вернешься во Францию? Или, может, отправишься домой вплавь?

– Я лишь хотела сказать, что ты прекрасно обойдешься и без меня. Кроме того, я вижу только один вызов, да и тот, если тебе интересно мое мнение, скорее похож на насмешку, – сказала я.

– Ты говоришь о поведении Шерлока Холмса около старой могилы на Гринвудском кладбище?

– Я говорю о том, что он следил за нами на Гринвудском кладбище!

– А я хочу напомнить тебе его слова, будто в могиле мадам Рестелл, к которой мы сначала пришли, вряд ли лежит моя потерянная мать. Разве не странное поведение?

– Еще бы. Это грубое вмешательство в чужие дела, но я ожидала чего-то подобного от этого господина. Потом он повел нас окольными тропами через все кладбище к другой могиле, что уже попахивает мошенничеством.

– Он намекал, что Элиза Гилберт с большей вероятностью приходится мне матерью. И что же теперь делать? Позволить его намекам остаться лежать там в виде надгробного камня? И пусть Шерлок Холмс знает о моих предках больше меня самой?

– Ну же, Ирен, ты как маленькая. Когда Нелли Блай пару недель назад прислала телеграмму в Нёйи, впервые подняв из могилы призрак твой матери, ты настаивала, что знать не знаешь, кем была твоя родительница, и не имеешь на малейшего желания это выяснить. И в итоге ты сорвала меня с места и приговорила нас обеих к недельному мучению на волнах Атлантики.

– Нелли Блай к тому же уверяла, что речь идет о смертельной опасности.

– И действительно, мы столкнулись с убийством, которое затрагивает прошлое и настоящее. Но в итоге ты узнала, что детство твое было точь-в-точь таким, как ты и думала: тебя, сироту, воспитала театральная труппа, – напомнила я. – Поначалу казалось, что «самая безнравственная женщина Нью-Йорка», мадам Рестелл, и была твоей матерью. Я даже подозреваю, что сейчас ты расстроена, поскольку уверилась в обратном. Но что тебя разубедило? Одно слово, намек – и от кого? От мистера Шерлока Холмса! Вряд ли он твой добрый приятель, заслуживающий доверия.

– В отличие от тебя, – лукаво добавила Ирен.

Если бы только примадонна знала, что этот господин втайне ее обожает, она осознала бы, насколько ему нельзя доверять! Впервые они скрестили шпаги два года назад в Лондоне, когда король Богемии заявил права на принадлежащую Ирен фотографию, не претендуя более на ее сердце. Позднее мне довелось увидеть неопубликованные нелепые записки друга Холмса, доктора Джона Уотсона, который вознамерился поведать миру о «Скандале в Богемии». Однако мне совсем не хотелось, чтобы подруга прочла историю в изложении доктора Уотсона и поняла, насколько ее острый ум и красота тронули бессердечного детектива, машину по распутыванию преступлений, работающую на наркотиках и табаке, человека, который недолюбливал всех женщин – кроме Ирен Адлер Нортон.

Теперь, пока решительный муж примадонны Годфри разбирался в Баварии с правовыми интересами банка Ротшильдов, мы прибыли на этот дикий континент. Прибыли, к слову сказать, одновременно с Шерлоком Холмсом. Никогда еще роль дуэньи, которую я сама себе определила, не казалось мне столь важной, хотя Ирен уже замужем, а я по-прежнему старая дева. Однако мой незамужний статус не означает, что я не могу заподозрить неладное.

– Итак, у нас в руках зашифрованные записи мадам Рестелл о том, кто делал аборты, а кто рожал детей и отдавал их потом на усыновление, – переменила тему Ирен. – Нелли Блай пошла бы на что угодно, лишь бы заполучить список всех внебрачных детей и прерванных беременностей нью-йоркского общества двадцатых – пятидесятых годов.

– Устаревшая информация, Ирен, для нынешнего восемьдесят девятого года.

– Вовсе нет, если учесть, что некоторых детей тайком отдали в приемные семьи. Ты только подумай о наследниках… Асторы, Бельмонты, Вандербильты – все они содрогнулись бы, узнав, что в их танцевальных залах рядом с полноправными наследниками таится какой-нибудь незаконнорожденный отпрыск и жаждет разделить с ними трофей.

– Я понимаю, что журнал опасен, – пришлось кивнуть мне. – Вот почему я считаю, что не следует заниматься его расшифровкой. На самом деле тебе неинтересно сотрясать устои нью-йоркского общества, ты на него плевать хотела. Ты лишь хочешь увидеть, есть ли в списке твое имя. Ты, во всеуслышание заявлявшая, что у тебя нет матери и она тебе не нужна, теперь полна решимости отыскать ее: безымянную Женщину в черном, которая приходила в театр и играла с тобой, когда ты была ребенком. Кроме того, если верить Шерлоку Холмсу, та женщина уже мертва, и ты знаешь ее имя. Элиза Гилберт. Миссис Элиза Гилберт. Этого недостаточно?