Рори Клементс - Мститель

Она посмотрела ему прямо в глаза.

– Хорошо, – произнесла она, – я назову вам имя убийцы. – Она снова села. – Но прежде выслушайте мою историю, если у вас хватит терпения. Я родом из печально известной семьи Кетт из Нориджа в Норфолке. Вы слышали о нас, господин Шекспир?

– Да.

– Эта фамилия запятнана изменой, но я ношу ее с гордостью. Роберт Кетт был моим дедом и богатым землевладельцем. Наша семья жила в достатке, нам принадлежали земли вокруг Нориджа и Уиндема. Всему положил конец мятеж, поднятый моим дедом, хотя он это так не назвал бы. Когда его повесили на цепях на стене замка Бланш-Флер, король Эдвард передал все его земли лорду Одли, тому, кто захватил моего деда. Мой отец и его брат, которые надеялись унаследовать земли, обнищали.

Шекспир наполнил стаканы.

– Я родилась в первый год правления Ее величества, тогда мы жили в небольшом домике неподалеку от Уиндема. Мой отец работал в поместье Одли как простой фермер, как невольник, а мать стала ткачихой. Мы жили довольно скромно, но нам хватало еды, а родители следили за тем, чтобы мы выучились читать и писать. Они внушали нам, что мы заслуживаем лучшего, чем это место, в котором мы оказались волею судьбы. Нас было три сестры, я – старшая. В деревне думали, что мы зазнаемся; местным не нравилось, что мы вечно ходим с книжками, и над нами насмехались. По достижении восьми лет мы были вынуждены пойти работать на ферму, доить коров, сбивать масло, жать, кормить скотину и собирать яйца. Затем, когда мне исполнилось двенадцать, настали еще более трудные времена. – Она замолчала на мгновение, словно у нее перехватило дыхание. – Простите, господин Шекспир.

– Выпейте немного.

– А потом была болезнь. Лихорадка. Мне очень больно вспоминать об этом, даже теперь. Она унесла отца, мать и младшую сестру, все произошло в течение двух недель. Остались только мы с Матильдой. Помощи от соседей ждать не приходилось. Даже раздающий милостыню называл меня грязной побирушкой, плевал мне в лицо и говорил, что не даст мне даже фартинга.

– И что же было дальше?

– Мы отправились в Лондон. Но туда мы так и не добрались. Мы присоединились к группе бродяг, так как в одиночку идти было страшно, и сами превратились в бродяжек. Это нельзя назвать жизнью. Вы понятия не имеете о том, что такое холод, господин Шекспир. Зимой мороз был таким лютым, что пожилые люди и маленькие дети, что находились среди нас, замерзали во сне насмерть. – Она обхватила ладонью шею, словно ее переполняли воспоминания. – Там были мужчины, да и женщины тоже, которые могли убить за полбулки хлеба. Я видела, как они дрались до крови за то, чтобы завладеть тушкой зайца. Мы искали все, что можно было съесть: крапиву, насекомых, все, что можно было найти на деревьях и кустарниках в лесу, кошек, собак и даже крыс. Все, что могли найти. Я не сомневаюсь, что некоторые из нас не гнушались и человеческим мясом. В нашем бродячем лагере нас было пятьдесят человек, и, куда бы мы не пришли, нас отовсюду гнали. Когда мы появлялись возле какого-нибудь города, жители прогоняли нас кнутами и травили мастифами. Если властям города удавалось поймать бродягу, то его обвиняли во всех преступлениях, что были совершены в течение года, и вешали в тот же день без всякого суда. Если им попадалась молодая женщина, то они обращались с ней как со шлюхой, даже если она была девственницей. И пороли нас без жалости. У меня до сих пор остались шрамы.

– Я вам верю.

– Мы ночевали под открытым небом. Но поблизости всегда оказывалась какая-нибудь деревня, и жители собирали всех работников с ферм, чтобы те прогнали нас подальше. Некоторые вели себя по-христиански и подавали нам хлеб и эль, но всегда просили нас уйти после того, как мы поедим. Денег у нас не было, и мы спали под кустами или, если удавалось, в коровниках.

– Долго пришлось скитаться?

– Два года. Два года, которые состарили меня на сто лет. Но самого страшного я вам еще не рассказала. – Ее голос снова дрогнул. Она попыталась успокоиться. Слезы текли по ее щекам, но она даже не всхлипнула. – Моя сестра…

– Не обязательно это рассказывать.

– Господин Шекспир, моя младшая сестра. Бедняжка Матильда. Ей было одиннадцать. Они поймали ее ночью.

– Бродяги?

– Нет, люди из города. Это случилось в графстве Кембридж. Я даже не знаю названия того города. Они пришли ночью, когда мы спали. У них были палки, алебарды и факелы, которыми они освещали себе путь, дабы исполнить свой мерзкий замысел. Мы проснулись, собрали свои пожитки и побежали, как это уже случалось много раз раньше. Но я потеряла Матильду в тумане, а потом услышала ее крик. Наверно, она споткнулась и упала, а эти люди набросились на нее, словно голодные дикие звери. Я побежала на голос, но заблудилась в терновнике и не смогла найти тропинку. В отдалении все тише и тише я слышала, как она продолжает кричать. Она умоляла их: «Пожалуйста, не надо, во имя Господа, не надо». Только эти слова, снова и снова. А я не могла ей ничем помочь. Утром мы нашли ее тело.

– Мне очень жаль.

Она вытерла слезы, но они продолжали течь по щекам.

– Они сорвали с нее всю одежду, Матильда была совершенно голой. Ее тело насадили на навозные вилы, рукоятка которых была воткнута в землю, а она висела на них лицом вниз в пяти футах над землей. Один из двух зубьев вил проткнул ее грудь, другой – живот. Все понимали, что с ней сделали перед тем, как убить. – Она закрыла глаза.

Шекспир молча наблюдал за ней. Ему нечего было сказать.

– Вот, – наконец произнесла она, подняв взгляд, – моя история. Господин Шекспир, я впервые рассказала ее. Так я и познакомилась с такими людьми, как Чарли Макганн. И вот почему я знаю, что похотливый вонючий пуританин лучше бедности.

– Чудовищная жестокость.

Она коснулась его руки, словно пытаясь рассеять мрачные чары своего рассказа.

– Неженки-горожане даже не подозревают, что творится от их имени. Как-нибудь сходите в Брайдуэлл и увидите, как там обращаются с бродягами.

– Я знаю, что такое Брайдуэлл. По пятницам там устраивают порки заключенных на потеху тем, кто заплатит за зрелище. Мне подобное не по душе. – Он посмотрел на ее склоненную голову. Ему захотелось протянуть руку и коснуться ее. Но, подавив желание, он спросил:

– Вам лучше, леди Ле Нев? Дать вам платок?

– Не нужно.

– Ведь это не конец вашей истории? Вы не рассказали мне, как стали супругой высокородного рыцаря.

– Просто случай, и ничего более. Случай или, быть может, Божье провидение, когда Господь решил, что я достаточно наказана для одной земной жизни. Это случилось на обочине дороги в Кенте, спустя несколько недель после смерти Матильды. Наш лагерь был разрушен, и нас, ищущих, чем бы поживиться в окрестных садах, оставалось не более дюжины. Я сидела в одиночестве на обочине дороги, ведущей в Кентербери, когда к нам подъехал отряд из двенадцати военных всадников. Раньше, только завидев солдат, мы бы бросились бежать, ибо я знала, что они могут сделать с женщинами. Но тогда мне было все равно, жива я или мертва. Поэтому я просто сидела и смотрела на их сияющие доспехи и латы, на блеск их ружей и мечей в солнечном свете. Вдруг по команде офицера отряд остановился. Офицер подъехал, наклонился ко мне и спросил, что я тут делаю. Наверно, он что-то заметил в моей внешности или в голосе, тембр которого был более нежным, чем у остальных бродяг. Он спросил меня, как мое имя, и я ответила, что я Кетт. Он знал о моей семье, ибо это была знаменитая история. Офицер спросил, могу ли я читать Библию, а еще играть на музыкальных инструментах и танцевать. Я ответила, что умею. Затем он сказал: «Садитесь позади меня». – Она улыбнулась. – Я так и сделала, ибо чего мне было бояться? Когда у вас ничего нет, вам нечего терять.