Рори Клементс - Мститель

– Как без меня ты поймешь, куда ехать?

Он пожал плечами. Кэтрин была права.

По пути он рассказал Болтфуту о судьбе Джека Батлера.

– Разрубили и закололи, – произнес Болтфут, качая головой. – Я видел такое раньше, во время войны так расправлялись с врагами специально обученные солдаты.

– Но Макганн не английский солдат.

Несколько сотен ярдов Болтфут ехал в молчании, затем заговорил:

– А еще я слышал, что так разделываются с противником при других обстоятельствах, когда нужна скорая расправа над захваченным врагом, за которого не получить выкупа. Много крови, зато быстро и действенно.

Когда до того места, куда они ехали, оставалось три или четыре мили, дорога опустела. Последний отсвет сумерек поглотил мрак.

Кэтрин остановила лошадь, Джон тоже резко натянул поводья. На фоне темнеющего северного неба мрачно возвышался остов старого аббатства. Снова пошел дождь и задул ветер. Боже, что за унылая местность! При их появлении компания бродяг бросилась врассыпную, словно крысы. Шекспир не обратил на них внимания.

Кэтрин указала куда-то в темные поля и леса позади руин аббатства.

– Там, на берегу реки, есть дом пастуха. В нем много лет жили наши родственники. В этом доме нас никто не потревожит, да и Макганну нас там ни за что не найти. А утром решим, что делать дальше.

Шекспир поехал медленно. Теперь они сошли с дороги и двигались в почти кромешной темноте. С собой они взяли смоляные факелы, но зажигать их было опасно. При свете луны, слабо пробивающемся через облака, они как можно осторожней пустили лошадей шагом: любой неожиданный уклон или выбоина – и лошадь могла оступиться. Но самую большую опасность представляли попадавшиеся тут и там камни, из которых когда-то были сложены стены аббатства и которые не успели растащить местные жители после упразднения монастырей.

Кэтрин ехала рядом с супругом, выискивая путь между развалин.

– В этих камнях сплошное тщеславие и власть.

Шекспир глубоко вздохнул, но промолчал.

– Это место было посвящено Пресвятой Деве, Матери единственного Сына Господа, но было разрушено дьяволом в человеческом обличье, дьяволом, который с легкостью отправлял на эшафот своих жен и рушил дома Господа, словно детские замки из песка.

– Я понимаю твои чувства, Кэтрин. И я искренне сожалею обо всем, что произошло между нами за эти последние дни.

– Я знаю, Джон. Мне тоже очень жаль.

В доме было темно. Кэтрин первая спешилась и подошла к двери. Дверь не была заперта, и она распахнула ее, на мгновение замешкавшись и не решаясь войти. Ребенком в этом доме она провела не одно счастливое лето. Вместе со своими кузинами она играла в полях среди развалин аббатства, купалась в реке, лазила по шатким стенам и пряталась в старом камине среди сорняков и подлеска, что прорастал сквозь древние камни аббатства, в котором монахи-цистерцианцы когда-то проводили дни в трудах и молитвах.

Вслед за ней зашел Болтфут. Он запалил один из смоляных факелов, что они взяли с собой, и осмотрелся. Это был холодный, сырой и пустой дом, состоявший из двух комнат с голыми каменными стенами. Мест, где можно спрятаться, в доме не оказалось. Окна в комнатах были без стекол, поэтому ветер и дождь беспрепятственно проникали внутрь, это жилище могло дать им только крышу над головой.

В подседельных сумках у них были с собой мясо, сыр, хлеб, эль, вода и одеяла. В одной из комнат они разожгли огонь и молча поели, размышляя, куда направиться утром в поисках более надежного укрытия. Порывы ветра ударяли в дверь. Пламя факела и свечей плясало на сквозняке, отбрасывая на стены причудливые тени.

Шекспир встал.

– Болтфут, здесь мы – как мишени.

Болтфут кивнул и недовольно хмыкнул. Он знал, что нужно делать. Болтфут поднялся, отвязал каливер, вытащил сухой пороховой рожок из-за пазухи своего джеркина и передал рожок и оружие Шекспиру. Затем сунул саблю за пояс и вышел наружу, в ревущую от ветра темноту.

Дождь и ветер ворвались в открытый дверной проем, погасив свечи. Остался гореть лишь факел.

Наконец, Шекспир обратился к Элеоноре Дэйр.

– Госпожа, наша встреча произошла при весьма необычных обстоятельствах, – начал он. – Должен признаться, что, когда милорд Эссекс попросил меня найти вас, я не верил, что это когда-нибудь случится.

– Спасибо вам за то, что помогаете мне.

– Признаюсь, я не пришел в восторг, когда узнал, что вы здесь, ибо за вами повсюду следует зло. В попытках найти вас уже погибло несколько человек.

Кэтрин обняла Элеонору.

– Не будь таким жестоким, Джон. Элеонора немного рассказала мне о том, что случилось. Произошедшее с ней выжгло ей душу. Быть может, она расскажет тебе свою историю, пока мы сидим и ждем утра…

– Как пожелаешь. Рассказывайте все как можно подробней, а я послушаю.

Она заговорила тихо, почти шепотом.

– Мы стояли на берегу и смотрели, как отплывают корабли, махали им на прощанье.

Тогда она в последний раз видела отца.

– У меня по щекам текли слезы. Рядом со мной стоял Ананий, мой супруг. Я крепко прижала к себе сосущую грудь Вирджинию. Я показала рукой на своего отца, стоящего на палубе удаляющегося корабля. «Это твой дедушка, – прошептала я ей. – Он скоро вернется».

Надежда на это была тщетной, ибо над Англией нависла мрачная тень войны, и следующий английский корабль причалил к берегу Роанока лишь три года спустя. А пока им приходилось смириться с их новым домом. Она описывала Роанок с пренебрежением, даже с отвращением. Да, говорила она, остров был защищен и покрыт лесом, но пригодных в пищу растений или животных, на которых можно было бы охотиться, на нем было очень мало, кроме того, они опоздали с посевной.

Но хуже всего было ощущение, что их постоянно преследуют, что куда бы они ни отправились, везде за ними кто-то следит, что здесь они – незваные гости и вряд ли им когда-либо окажут тут добрый прием. Их страх не был игрой воображения, ибо большинство местных племен питали ненависть к прибывшим из-за моря поселенцам. Произошло несколько стычек. Был убит вождь местного племени. Над поселенцами постоянно висела угроза расправы, и они больше не могли рассчитывать на помощь местных, если в колонии закончится продовольствие.

– Мы жили в маленьком деревянном домике, стены которого были сделаны из переплетенных и скрепленных глиной веток, – продолжала рассказ Элеонора. – Этот дом построили первые поселенцы, и он был довольно удобным, но зимой, когда ветры задували в щели и продували соломенную крышу, в нем было очень холодно. Мы находились за пределами стен основного форта, и в случае нападения деваться нам было некуда. Если бы дома стояли внутри частокола, мы все могли бы спать спокойней.