Мишель Бюсси - Пока ты не спишь

Ребенок смотрел, не понимая. Горизонт расширялся между силуэтами двух толстых, слившихся в объятии дубов.

Сидевшая рядом с Зердой Аманда до боли в суставах сжала пальцы.

Машина времени.

Она не велела Алексису заткнуться, потому что, по большому счету, это не имело значения. Он не умел общаться с четырехлетними детьми. В отличие от нее. Но она сейчас могла сделать одно – молиться, чтобы Малон все забыл, а сидящий за рулем гад в это поверил. Убедился, что мальчик не представляет для него никакой опасности.

Аманда представляла себе детский мозг в виде компьютера. Все выброшенное в «корзину» – мейлы, файлы, фотографии – где-то припрятано. Специалист сумеет отыскать их месяцы, даже годы спустя… Единственный действенный способ – швырнуть компьютер в окно с пятнадцатого этажа, раздавить колесами машины, сжечь в камине.

Она надеялась, что Зерда рассуждает иначе, но ни в чем не могла быть уверена. Он не снимал темные очки, хотя кроны деревьев заслоняли солнце.

Аманда обернулась к Малону. Тот был совершенно спокоен, сидел, повернув голову к окну, как опытный путешественник, привычный к долгим переездам. Рядом, на сиденье, лежал конверт с документами. Зерда велел Аманде взять всё – семейную книжку, паспорта, медицинские справки, – не объяснив зачем и не сказав, куда они направляются.

Алексис положил руку на ее колено и переключился на вторую скорость.

Аманда вжалась в кресло. Она не пыталась завлечь сидящего рядом мужчину: секс, любовные игры, соблазнение остались в далеком прошлом.

«Нравиться» для Аманды значило улыбаться клиентам «Вивеко » и выглядеть опрятной и отдохнувшей. Даже не элегантной. Она не красилась и давно ни с кем не флиртовала. Не хотела тратить силы на обманщиков. Аманда Мулен считала любовь приманкой для простофиль, чем-то вроде билетов Французской национальной лотерейной компании, которые она навязывала покупателям в своем магазине. Никто никогда не выигрывает, разве что «по маленькой», ровно столько, чтобы человек купил следующий билет, сделал еще одну ставку в надежде сорвать куш, который обеспечит его до конца жизни.

Аманда знала, что она не самая умная женщина на свете, но умела учиться на собственном опыте и досыта нахлебалась разочарований. Димитри постарался… Рука Алексиса у нее на колене ничего не означает – он просто самоутверждается, как любой самец.

Зерда возился с магнитолой. Он усилил звук задних колонок, приглушив передние.

Фредди Меркьюри, «Богемная рапсодия». Вслед за фортепьяно вступает голос [70].

Мама …

Аманда наконец-то поняла: Алексис не хочет, чтобы Малон слышал их разговор. Ей пришлось напрягаться, чтобы разобрать каждое слово, произнесенное свистяще-шипящим голосом, но она ни за что на свете не придвинулась бы к нему даже на сантиметр.

– Я знаю, о чем ты думаешь, Аманда. Не бойся, я не трону мальчишку. Хотел бы, давно бы все сделал и облегчил себе жизнь. Да, я опасный тип, дрянь, негодяй, можешь продолжить, если хочешь, но детей не убиваю.

Он сдвинул очки на лоб и посмотрел на женщину своими узкими змеиными глазами, надеясь рассеять ее страхи.

Нет, она не может ему доверять!

Зерда передвинул руку ей на бедро. Провел ладонью по джинсам. Дешевым. Купленным за десять евро на рынке.

«Рефлекс, – подумала Аманда. – Привычка. Форма вежливости». И аккуратно отстранилась. Молча. Не тратя слов.

Он ухмыльнулся, продолжая следить за дорогой.

– Я не такой, как Димитри. Не обижаю малышей.

Алексис пошарил в бардачке, достал из-под карты фотографию и подтолкнул к Аманде:

– Забрал, перед тем как мы ушли. Димитри принес. Узнаешь?

Малон.

– Ты должна поговорить с мальчиком. Будет лучше, если он все узнает от тебя, а не от легавых. Мне плевать, я буду далеко.

Аманда посмотрела на пейзаж за новым домом, окруженным карликовыми изгородями, перевела взгляд на Зерду.

– Подумай над моими словами, хорошенько подумай. Малон должен понять, что произошло. Вряд ли они оставят его с тобой, сама понимаешь…

Он нажал на кнопку, сделав громче, и рояль Фредди уступил место гитаре Брайана Мэя [71].

Мозг Аманды работал без сбоев. Он выдержал падение с десятиметровой высоты, не сломался, когда на него обрушились три с половиной тонны груза, и не сгорел в адском пламени.

Ее память не пострадала. Обычная фотография всколыхнула картины прошлого, хранившиеся в голове, как данные, записанные на DVD, который прячут от чужих глаз в глубине ящика.

Малон.

Это случилось десять месяцев назад.

23 декабря.

Перед ее мысленным взором мелькали картины прошлого. Рождение Малона. Малон ползает по коврику у двери детской, на втором этаже. Малон в парке. Его первые шаги. Первые слова. Первые зубы. Плач Малона. Смех Малона. Постоянный страх за него. Малон был бесстрашным сорванцом, вечно куда-то карабкался, а Аманда старалась оградить его от всех опасностей. Когда Малон лежал в кроватке, она поднимала решетку. Если сидел на своем высоком стульчике, пристегивала его ремнями. Верхнюю и нижнюю площадку лестницы придумала оборудовать калитками, которые они с Димитри всегда закрывали за собой.

Малон.

Она нервно сжимала в руке снимок, который дал ей Зерда, и лицо ребенка двигалось, как живое.

Аманда вспомнила, как выронила корзину с бельем и страшно закричала, увидев тело Малона у подножия лестницы. Димитри стоял на верхней ступеньке со стаканом виски в руке. Она велела ему следить за сыном, а он потом сказал, что «не заметил»…

«Скорая». Надежда. Ожидание.

Диагноз.

Несколько часов в коме. Черепно-мозговая травма. Малон не умрет.

Насчет всего остального – полная неизвестность, нужно подождать.

Одиннадцать дней спустя они покинули частную клинику Жолио-Кюри. Никто – ни соседи, ни кузены, ни друзья – ничего не знал о случившемся, свидетелей их позора не было, ни одна живая душа не могла догадаться. Все думали, что Мулены уехали на праздники в Бретань, посмотреть на Мон-Сен-Мишель [72], крепостные стены и форты в соседнем городке Сен-Мало, Большой аквариум [73]. Потом они все объяснят, успеется.

Возвращение в Манеглиз, с Малоном.

Осложнения…

Сорви-голова Малон теперь все время сидит на своем стуле, пристегнутый ремнями. Храбрец Малон не может сам одеться, поесть, даже пописать. Малон, которому так нравилось познавать мир, теперь способен двигать лишь глазами и видит только крошечные вещи – мух, муравьев, бабочек. То, что движется совсем рядом с ним.

Все остальное, настоящую живую жизнь, он не замечает. Цветы, деревья, машины для него не существуют.

Как и его мать.

Аманда погладила указательным пальцем грустное лицо мальчика на фотографии. Его сняли после визита в парикмахерскую. Прямая челка до середины лба, клетчатая рубашечка чуть маловата. Странно, но он не кажется ей красивым. Глаза невыразительные, слишком близко посаженные, нос широкий, как у Димитри. Она повернулась к Зерде, прикрыв фотографию рукой, чтобы не увидел Малон.