Ариэль С. Уинтер - Смерть длиною в двадцать лет

Он сейчас говорил вполне искренне и раскрывался прямо на глазах. Пеллетер молчал, не желая прерывать эту исповедь. Но Фурнье принял его молчание за сочувственное желание выслушать. Все-таки они, в некотором роде, были коллегами.

– А начальник тюрьмы привык действовать только силой, только демонстрацией власти, – продолжал Фурнье. – Ему совсем не свойственна ни тонкость ходов, ни хитрость.

– Вы хотите сказать, что этих людей убил начальник тюрьмы? – огорошил его неожиданным вопросом Пеллетер.

Фурнье смутился.

– Нет конечно… – сказал он, качая головой. – Начальник тюрьмы? Да нет, ну какой из него убийца?!

Пеллетер продолжал есть суп. Почти уже доел его.

– Я просто хочу сказать, что начальник тюрьмы некомпетентен. Вы даже не представляете, какую работу мне приходится проделывать, чтобы сохранять там порядок, и с какими вещами приходится бороться буквально на каждом шагу! Я считаю, для всего, для каждого шага, нужна должностная бумага, а начальник тюрьмы всегда этому противостоит. А потом порядок рушится, трещит по швам, какие-то вещи просто ускользают в эти щели… – Он поднял руку и уронил ее с видом полной сокрушенности.

Пеллетер отодвинул пустую тарелку.

– Ну, например, отсутствующие люди считаются присутствующими.

– Да, например, – усмехнувшись, согласился Фурнье.

Пеллетер молча ждал, когда заместитель начальника тюрьмы скажет что-нибудь еще.

Фурнье снова оживился.

– Вы не можете мною помыкать. Я работал в большом городе и сделал себе карьеру в двух других тюрьмах общегосударственного значения. – Он замолчал и распрямился на своем стуле. К еде он даже не притронулся – он черпал силы, просто рассказывая свою историю. – Отзовите своего человека.

Пеллетер достал из кармана сигару и прикурил ее, выдувая дым, повисающий над столом. Потом тихим голосом как ни в чем не бывало спросил:

– Как Меранже оказался за пределами тюрьмы?

Фурнье, удивленный этим вопросом, буквально взорвался:

– Я не знаю! Я делаю все, чтобы…

– Значит, недостаточно делаете! – рявкнул Пеллетер, в один миг преобразившись, и теперь от добродушного исповедника и разговорчивого простофили не осталось и следа.

Фурнье, сдерживая ярость, спросил:

– Вы меня в чем-то обвиняете? Считаете, я в чем-то замешан?

– Ну, не без этого, – кивнул Пеллетер.

Фурнье посмотрел на свою нетронутую еду, потом в окно, затем обвел глазами пустой обеденный зал, не в силах сосредоточить взгляд. Наконец он опять перевел его на Пеллетера и вдруг взорвался, как пороховая бочка. Его предыдущий гнев не шел ни в какое сравнение с той яростью, которая его сейчас обуяла, которая буквально сотрясала все его тело.

– Да как вы смеете?! – выкрикнул он, почти задыхаясь.

Пеллетер, спокойный и невозмутимый, выдул клуб табачного дыма.

Фурнье вскочил из-за стола, чуть не уронив стул, который не упал только благодаря стулу от стоящего сзади столика. Фурнье поправил оба стула и помчался к выходу. Через минуту с улицы донесся звук заводимого мотора и визг шин – то есть Фурнье еще не совладал со своим гневом.

Пеллетер невозмутимо наслаждался сигарой, над головой его витали клубы табачного дыма. Маленький городок Вераржан с наступлением темноты погрузился в сон.

В своем гостиничном номере, потушив свет, Пеллетер долго лежал и не мог уснуть, несмотря на то, что невероятно устал за день и за вечер.

Он все вспоминал свой разговор с заместителем начальника тюрьмы.

Фурнье был искренне удивлен, когда Пеллетер рассказал ему о пятерых убитых арестантах, найденных в поле. Меранже можно было считать шестым, а заключенного, на которого напали с ножом, – седьмым… Таким образом, напрашивался вывод, что кто-то убивает людей прямо в тюрьме. Но главный и основной вопрос, который Пеллетеру задал Мауссье, а Пеллетер задал его сегодня Фурнье, а сейчас, снова и снова, задавал самому себе, заключался в следующем:

Как эти мертвые тела оказались за пределами тюрьмы и почему при этом никто об этом ничего не знал?

Или вопрос можно было поставить иначе:

Кто вывез мертвые тела из тюрьмы и почему при этом никто об этом ничего не знал?

На самом деле Пеллетер был убежден, что Меранже убили в стенах тюрьмы. И если Фурнье действительно ничего не знал…

Пеллетер попытался припомнить всех, кого он видел за три своих визита в тюрьму, но таких людей было слишком много, и к тому же он там видел далеко не всех. Собственно, в этом и заключалась проблема – он видел далеко не всех.

Он снова и снова прокручивал это в мозгу, спрашивая себя, кто мог вывезти из тюрьмы тело Меранже, и незаметно уснул.

На следующее утро, выйдя из отеля, Пеллетер успел сделать всего пару шагов, как его остановили.

– Инспектор Пеллетер! Вы довольны моей статьей? Как-никак спецвыпуск!..

Это был Филипп Сервьер.

Пеллетер, даже не глянув в сторону репортера, молча развернулся и направился в полицейский участок. Город кипел утренней деловой жизнью. Мужчины спешили на работу, женщины, любительницы походов по магазинам, уже возвращались с покупками. Два пожилых горожанина уселись на привычные места у памятника на площади. Возможно, местные жители относились к последним событиям как к проблеме, касающейся только самой тюрьмы, а никак не их города.

Сервьер сбежал вслед за Пеллетером по ступенькам.

– Мы уже готовим сегодняшний спецвыпуск! Убойные новости! Хотите что-нибудь добавить? Я могу пустить в номер. Как вы думаете, удастся нам вспугнуть убийцу?

Пеллетер шагал не останавливаясь. Он проснулся сегодня с настоятельной потребностью действовать, как-то подкрепить делом свои вчерашние обещания в газете, и эта ходьба сейчас была ему на пользу – наконец-то действие вместо затянувшегося ответного реагирования.

– Мне нужно как-то оживить всю эту историю. Я не могу больше замалчивать исчезновение Розенкранцевой жены! Инспектор!.. Может, скажете что-нибудь? Какие-нибудь комментарии?..

Они уже подходили к зданию мэрии, где на площадке стояла припаркованная полицейская машина. Пеллетер завернул за угол, направляясь к дверям полицейского участка.

– Я думаю, – следуя за ним по пятам, продолжал Сервьер, – что у мадам Розенкранц могла быть только одна причина для бегства – это если она убила своего отца. И вы допускаете большую ошибку, не проявляя интереса к ее розыску.

Пеллетер, уже стоя на ступеньках, резко повернулся к Сервьеру. Тот от неожиданности даже отпрянул.

– Вы так и собираетесь написать в своей газете? – спросил Пеллетер.

– Ну да… – ответил Сервьер, чья самоуверенность заметно поубавилась.

– Я бы на вашем месте дважды подумал, делать ли это. Месье Розенкранцу это очень не понравится.