Хайнер Мюллер - Гораций

Чтобы скрыть лезвия оружия,
Которым были отданы почести победителю,
Дабы оно не было причастным к казни убийцы.
Но стражи у четырех ворот в ожидании врага
Не спрятали своих мечей,
И лезвия топоров также остались обнаженными,
И окровавленный меч победителя, лежавший в пыли.
Но отец Горация сказал:
Он – последнее, что у меня осталось. Убейте меня вместо него.
Но народ отвечал ему в один голос:
Никто не может быть другим человеком.
И Гораций был обезглавлен топором,
Так что кровь оросила землю.
И дуумвир венка, снова взяв в руку
Теперь уже растрепанный венок,
Сорванный с чела победителя,
Спросил у народа:
Как следует поступить с телом победителя?
И народ отвечал в один голос:
Тело победителя следует возложить
На щиты воинов, невредимых благодаря его мечу.
И они сложили вместе то,
Чего уже нельзя было соединить естественным путем:
Голову убийцы и тело убийцы,
Разъятые топором палача
И все еще кровоточащие,
Сложили их в тело победителя
И возложили его на щиты воинов,
Невредимых благодаря его мечу.
Невзирая на кровь, стекавшую со щитов,
Невзирая на кровь на его руках,
Они возложили на его чело растрепанный лавр
И вложили в его руку с пальцами.
Так и не разжатыми после поединка,
Покрытый пылью окровавленный меч.
Они скрестили над телом свои обнаженные мечи,
Знаменуя, что ничто не властно повредить тело
Горация, который одержал победу ради Рима,
Ни дождь, ни время, ни снег, ни забвение,
И они почтили его память, закрыв лицо,
Но стражи у четырех ворот
В ожидании врага
Не закрыли лица.
И дуумвир топора, снова взяв в руку топор палача,
На котором еще не высохла кровь победителя,
Спросил у народа:
Как следует поступить с трупом убийцы?
И народ отвечал в один голос
(Но последний из рода Горациев молчал):
Труп убийцы
Должен быть брошен псам,
Чтобы они его разорвали
И ничего бы не осталось
От того, кто убил человека
Без необходимости.
И последний Гораций, со следами
Дважды пролитых слез на лице, сказал:
Победитель мертв. Он должен остаться
В памяти народа,
Пока Рим будет господствовать над Альбой.
Забудьте же убийцу, как забыл его я,
Хоть моя утрата – самая тяжелая.
И один из римлян отвечал ему:
Дольше, чем Рим будет господствовать над Альбой,
Останется в памяти людей Рим и тот пример,
Который он подаст или не подаст людям.
То и другое надо взвешивать на весах торговца,
Четко различая вину и заслугу
Неделимого свершителя разных деяний,
Опасаясь нечистой истины или не опасаясь,
Ибо пример, поданный наполовину, – не пример,
То, что не совершено до конца,
Влекомое вспять па поводу у времени, обращается в ничто
И лавровый венок был снят с чела победителя,
И один из римлян склонился
Перед трупом и сказал:
Позволь разжать твою бесчувственную руку, победитель,
И вынуть из нее меч –
Он понадобится Риму.
А другой римлянин плюнул на труп и сказал:
Убийца, отдай меч.
И меч был вынут из руки победителя.
А так как судорога смерти свела его пальцы
И они сомкнулись вокруг рукояти,
Пришлось сломать их,
Чтобы Гораций выпустил из руки меч,
Которым он убивал ради Рима и один раз
Убил не ради Рима,
Который он один лишний раз обагрил кровью.
Они вынули из руки Горация меч,
Чтобы другие могли сражаться мечом,
Который он поднимал за правое дело,
А один раз употребил во зло.
И труп убийцы, разъятый топором палача,
Был брошен собакам, дабы они
Разорвали его и ничего не осталось бы
От того, кто убил человека
Без необходимости, или почти ничего.
И один из римлян спросил других:
Как следует называть Горация перед потомками?
И народ отвечал в один голос:
Его следует называть победителем Альбы,
Его следует называть убийцей своей сестры,
На одном дыхании упоминая его вину и его заслугу.
И тот, кто упомянет его вину, забыв о заслуге,
Пусть живет с собаками, как пес.
И тот, кто упомянет его заслугу, забыв о вине,
Пусть тоже живет с собаками.
И если кто назовет его вину в одно время,
А заслугу назовет в другое время,
Говоря разное в разное время
Или говоря разное для разных ушей,
Тому следует вырвать язык.
Ибо слова должны оставаться чистыми.
Можно сломать меч и сломить человека. Но слова
Неудержимо падают в суету мира,
Делая вещи узнаваемыми или неузнаваемыми.
А неузнаваемое смертельно для человека.
И так, не опасаясь нечистой правды,
В ожидании врага они первые подали пример
Чистого разделения вины и заслуги
И не скрыли ни того, ни другого,
И дурной осадок не поднялся наверх
В неудержимом изменении.
Они свершили суд без страха и упрека
И снова вернулись каждый к своему труду,
Взялись за плуг, молот, серп, грифель,
Готовые в любую минуту взяться за меч.