Станислав Лем - Черное и белое (сборник)

Достижение гармонии в этом всегда было трудно достижимой целью. Обычно подводит один из трех конструкторских элементов: или личность преступника неправдоподобна, или его мотивы «растолкованы» как-то натужно, или, наконец, техника злодеяния близка к чуду.

Очень быстро – практически в самом начале популярности «детективных романов» – авторы сообразили, что лучше всего использовать собственного, переходящего из книги в книгу детектива. Как правило, любителя. И они выбирали его из самых разных вариантов. Были среди них и домохозяйки (у Мэри Райнхарт), и экзотические чужеземцы (китаец Чен Эрла Дерра Биггерса), и толстые гиганты, страдающие от гормональных расстройств (Ниро Вульф Рекса Стаута), и даже священники (отец Браун Честертона).

Такое разнообразие было попросту вызвано яростной конкурентной борьбой на книжном рынке, иначе говоря, – каждый автор в поисках собственной золотой жилы прибегал к героям и усложнениям все более своеобразным, утрачивая в конце концов последние связи с реальностью. Таким образом возникли, например, богатые бездельники, коньком которых является расследование преступлений (Фило Ванс Макдональда [98], лорд Питер Уимзи Дороти Сэйерс); но вся эта конкурентная борьба велась в пределах застывшей схемы – конструкция интриги у всех авторов оставалась без изменений. Роман начинается с экспозиции. Читатель должен запомнить пару фамилий и элементарные черты характера, по которым он будет распознавать действующих лиц; для облегчения этой «умственной работы» было модно, особенно у американцев, подавать в начале романа список основных персонажей с однострочной характеристикой. Затем обнаруживается труп, первый (или даже единственный во всем романе); конструкция закрытая (дом отрезан от мира, один из жителей совершил убийство) или открытая (убийца X, один из миллиона жителей большого города, – в таком случае чаще наблюдается серия преступных злодеяний); подозрение падает на многих, детектив начинает следствие, проводит допросы, изучает алиби, – хитрый читатель уже знает, что виновником окажется тот, кого меньше всего можно заподозрить.

Мотивом преступления в подавляющем большинстве случаев являются деньги; зажиточные люди – в соответствии с картиной, которую рисует детективный роман, – окружены родственниками, то есть бандой потенциальных убийц; я не встречал книг, в которых богатый завещатель протянул бы дольше, чем тридцать первых страниц. Я не проводил статистических вычислений, но думаю, что можно спокойно разместить на втором месте так называемые «сведения личных счетов» – то есть убийцей оказывается мститель, который (но это может касаться и жертвы) ведет «двойную жизнь»; а вот мотив эротической страсти относительно редок – скорее, его охотно используют для создания фальшивого обвинения, авторы вообще очень любят играть с уликами, накручивая кажущуюся неразрывной сеть вокруг совершенно невинных лиц. Нередким является мотив, заключающийся в отсутствии мотива, иными словами – убийство оказывается совершено с целью демонстрации «чистого искусства преступления», и личность жертвы была выбрана «художником» более или менее случайно, или же – это относительная новинка – жертва пала в результате ошибки; убить должны были кого-то другого, но убийца – вследствие сложившихся запутанных обстоятельств – неправильно направил пулю, нож или яд. Наконец, случается – но это уже настоящая редкость – непреднамеренное убийство (ребенок заменил баночку с лекарством на другую, в которой оказался яд).

Таков европейский роман. Характерным для него является то, что – прошу извинить за вульгарность терминологии, но к ней меня подводит обсуждаемый предмет, – отдельные личности выступают против других индивидуумов, убивают их собственными руками и для собственной, личной выгоды. Америка XX века – со своими корпорациями, среди которых, естественно, встречается и неофициальная, но весьма популярная в детективных романах « Murder Inc .» [99], – вывела на сцену банды гангстеров, сражающихся друг с другом, используя отменно подготовленных «ганменов» (я убиваю твоего гангстера, а ты – моего); на страницах романов появляется мафия, разветвленные организации, занимающиеся контрабандой наркотиков и гримирующиеся под безвредные предприятия, всякого рода специалисты-рэкетиры, и трупы возникают, когда кто-то кому-то мешает в преступно-торговой деятельности. Понятно, что автоматы в руках «ганменов», равно как широта интересов и величина сумм, за которые ведется игра, тянут за собой настоящий «оптовый» размах преступлений; тем самым – об этом следует сказать с некоторым сожалением – утонченная техника злодеяний, запутанность и точность смертоубийств, характерная для европейских авторов, этих неисправимых индивидуалистов, практически сходит на нет.

А технике этой стоит посвятить несколько слов. По мере того как росло ужесточение конкурентной борьбы, критерии жизненного правдоподобия – никогда nota bene [100]слишком серьезно не соблюдаемые – становились в растущей степени маловажными. Искушенного читателя уже сложно удивить – подсунуть жертве мамбу или гремучую змею в бомбоньерке, это уже банальность; орудием преступления оказывается клюшка для гольфа, из которой после удара выскакивает и вонзается в живот жертвы отравленный дротик (Рекс Стаут); или же записанный на граммофонной пластинке голос служит для создания преступнику железного алиби (« The Canary Murder Case » [101]– Ван Дайн) – одним словом, техника, токсикология, вся совокупность человеческого знания оказывается на службе преступника.

Но особенности применения убийственных инструментов, скорее, уже пройденный этап. Современный европейский вариант главный упор делает на организацию, если можно так выразиться, – места работы. План преступления, его timing [102]– подробная раскладка деталей во времени – становится важнейшим делом. Здесь мы встречаем ряд излюбленных ситуаций: классической является «наглухо закрытая комната», в которой находят покойника; типичный пример – «Тайна желтой комнаты» Гастона Леру; к этому типу романов услужливо прилагаются планы места преступления, чтобы тем наглядно показать, как загадочно убийца покинул помещение. Представляемые в этой теме ужасы полны абсурда. У Эдгара Уоллеса жертву убивают… по телефону (позвонив ей, убийца подключил к трубке высокое напряжение; конечно, таким способом можно разве что уничтожить собственный телефон). Леру в уже упомянутом романе создал преступника-демона, который менял (буквально) лицо на бегу: убегал в одну сторону коридора как X, а возвращался как невинный Y, в совершенно новом облике. Для оправдания автора следует добавить, что такое изменение лица, которое приводило к тому, что жена и дети встречали преступника, загримировавшегося под их мужа и отца, ласковыми приветствиями, было во времена Леру ходовой монетой; сегодня ни один уважающий себя автор не использует гримировочные приемы, кроме «камуфляжных» (темные очки, надвинутая на глаза шляпа, женщина, переодетая в мужчину, или наоборот).