Генри Киссинджер - Мировой порядок

Даже провозглашая подобные доктрины, отцы-основатели оставались искушенными людьми, понимавшими европейскую политику баланса сил и действовавшими в ее рамках на благо новой страны. В ходе Войны за независимость от Британии был подписан союз с Францией, впоследствии распавшийся, когда во Франции произошла революция и французские армии предприняли европейский поход, в котором Соединенные Штаты не имели непосредственной заинтересованности. Когда президент Вашингтон в своем «Прощальном послании» 1796 года – увидевшем свет в разгар революционных войн Франции – высказывал рекомендацию, что для Соединенных Штатов «верным политическим курсом будет воздержание от постоянных союзов с любой частью зарубежного мира», вместо чего следует «надежно полагаться на временные альянсы в случаях чрезвычайной необходимости», он оглашал не столько моральное заключение, сколько практичное и проницательное суждение о том, как использовать относительное преимущество Америки: Соединенные Штаты, молодое государство, безопасно отделенное океанами, не имело ни потребности, ни ресурсов, чтобы впутываться в континентальные споры о балансе сил. Оно вступает в союзы не для того, чтобы защитить концепцию международного порядка, но просто для того, чтобы те послужили строго определенным национальным интересам. До тех пор, пока сохранялся европейский баланс сил, Америке лучше всего служила стратегия сохранения свободы маневра и консолидации на родине – по существу, подобному курсу полтора столетия спустя следовали бывшие колониальные страны (например, Индия) после обретения независимости.

Данная стратегия оставалась преобладающей на протяжении века после недолгой и ставшей последней войны с Великобританией в 1812 году, что позволило Соединенным Штатам совершить то, чего ни одна другая страна не имела возможности добиться: они стали великой державой и нацией континентального масштаба посредством быстрого накопления «домашней» мощи, с внешней политикой, сфокусированной почти всецело на негативной цели – держаться как можно дальше от событий, происходящих в остальном мире.

Вскоре Соединенные Штаты вознамерились расширить эту максиму на обе Америки. Молчаливое примирение с Великобританией, главной военно-морской державой, позволило Соединенным Штатам провозгласить доктрину Монро, утверждавшую, что все Западное полушарие закрыто для иностранной колонизации; причем случилось это в 1823 году – за десятки лет до того, как страна обрела хоть в какой-то мере достаточную мощь, позволявшую силой навязать столь радикальное заявление. В самих США доктрина Монро рассматривалась как продолжение войны за независимость, оберегающая Западное полушарие от воздействия европейского баланса сил. Ни с одной из латиноамериканских стран не консультировались (и не в малой степени потому, что немногие из них существовали в то время). По мере того как «фронтир» нации понемногу двигался через континент, на экспансию Америки смотрели как на деятельность, схожую с действием закона природы. Когда Соединенные Штаты практиковали то, что повсюду определялось как империализм, американцы дали этому другое название: «исполнение нашего «божественного предопределения» – распространиться по континенту, предоставленному Провидением для свободного развития наших ежегодно умножающихся миллионов». Завладение обширными пространствами трактовалось как коммерческая сделка – при покупке Территории Луизиана у Франции и как неизбежное следствие этого самого «предначертания судьбы» – в случае с Мексикой. И только в самом конце девятнадцатого века, в ходе испано-американской войны 1898 года, Соединенные Штаты вступили в полномасштабные военные действия за пределами своей территории с другой мировой державой.

На протяжении всего девятнадцатого века Соединенным Штатам сопутствовала удача: они имели возможность решать возникающие перед ними проблемы последовательно, и зачастую – едва ли не окончательно. Выход к Тихому океану и установление удовлетворяющих США границ на севере и на юге; победа союза в Гражданской войне; вооруженное выступление против Испанской империи и приобретение многих ее владений – все это происходило как отдельные события, некие дискретные фазы, после которых американцы возвращались к своей деятельности, направленной на дальнейшее процветание страны и развитие демократии. Американский опыт поддерживал предположение, что мир – естественное состояние человечества, которое нарушается неразумными действиями или недоброй волей других стран. Европейский стиль управления государственными делами, с изменчивыми альянсами и хитроумным маневрированием на международной арене, с широким спектром действий от мира до открытой вражды, представлялся американскому сознанию извращенным отходом от здравого смысла. С этой точки зрения вся система внешней политики и международного порядка Старого Света была естественным следствием деспотических капризов или злокачественной и обусловленной принятой культурой предрасположенности к аристократической церемонии и тайным маневрам. От подобной практики Америка намеревалась отказаться, отрицая существование интереса к обладанию колониями, настороженно дистанцируясь от разработанной европейцами международной системы и выстраивая отношения с другими странами на основе взаимных интересов и добросовестных соглашений.

Подобные мнения Джон Куинси Адамс подытожил в 1821 году, в тоне на грани раздражения, вызванного решимостью других стран идти более замысловатыми и окольными путями:

«Америка, с тех пор как она была принята в собрание наций, неизменно, хотя зачастую и безуспешно, протягивает им руку честной дружбы, равной свободы, великодушной взаимности. С ними она постоянно говорит на языке равной свободы, равного правосудия и равных прав, хотя нередко глас ее высокомерно и пренебрежительно отказываются слышать. На протяжении почти полувека, без единого исключения, Америка уважала независимость других наций, утверждая и поддерживая собственную независимость. Она воздерживалась от вмешательства в дела других стран, даже когда конфликт касался принципов, которым она остается верна так, будто те являются для нее последней каплей крови».

Поскольку Америка стремится «не к господству, а к свободе», следует избегать, утверждал Адамс, вовлеченности в любые споры и соперничество европейского мира. Америка должна сохранить свою уникально разумную и незаинтересованную позицию, ставя целью свободу и человеческое достоинство, предлагая издалека моральную поддержку. Утверждение универсальности американских принципов сопровождалось отказом отстаивать их за пределами Западного (то есть американского) полушария: