Генри Киссинджер - Мировой порядок

Столкновение Америки с этими реалиями подняло новый вопрос, который перед США до той поры не вставал: является ли американская внешняя политика историей с началом и финалом, когда возможны окончательные победы? Или же она представляет собой процесс, обусловленный необходимостью отвечать на постоянно возникающие вызовы и справляться с ними? Есть ли у внешней политики цель или же это процесс, не имеющий завершения?

Отвечая на эти вопросы, Америке пришлось проходить через болезненные и неприятные споры и преодолевать внутренние расколы, связанные с определением сущности своей роли в мире. Все это было оборотной стороной исторического идеализма. Очерчивая рамки вопроса о мировой роли Америки в качестве проверки нравственного совершенства, она подвергала себя за свои неудачи суровой критике – что порой оказывало сильнейшее воздействие. Упования на финальную кульминацию прилагаемых усилий – безопасный, демократический, основанный на правилах мир, какой предсказывал Вильсон, – зачастую плохо соотносились с ожиданиями внешней политики как постоянного стремления к возможным, обусловленным конкретными обстоятельствами целям. Учитывая то, что почти каждый президент настойчиво заявлял, что Америка исходит из универсальных принципов , в то время как все прочие страны преследуют лишь национальные интересы, Соединенные Штаты рисковали испытать такие крайности, как перенапряжение и разочарование провалом.

После окончания Второй мировой войны, в процессе поисков своего видения мирового порядка, Америка начала пять войн, преследуя громадные цели, первоначально принятые почти единодушно общественностью, однако затем общество резко расходилось во взглядах – причем нередко балансируя на грани насилия. В случае трех таких войн поддержка истеблишмента внезапно сменялась готовностью согласиться с программой фактически безоговорочного одностороннего отступления. Трижды за срок жизни двух поколений Соединенные Штаты, «меняя коней на переправе», выходили из войн в самый разгар боевых действий, охарактеризовав их как не отвечающие преобразованиям, либо неправильно спланированными или недостаточно обоснованными: в случае Вьетнама это произошло в результате решений конгресса, в случаях Ирака и Афганистана – по указанию президента.

Победа в холодной войне сопровождалась изначально свойственной Америке двойственностью. Соединенные Штаты старались обрести свой дух в моральной ценности прилагаемых усилий, для которой с трудом отыщутся исторические параллели. Но либо поставленные Америкой цели были невыполнимы, либо Америка не следовала стратегической линии, совместимой с достижением таких целей. Критики станут приписывать эти неудачи недостаткам, моральным и интеллектуальным, лидеров Америки. Историки, вероятно, придут к выводу, что они проистекают из невозможности разрешить неоднозначность, связанную с соотношением силы и дипломатии, реализма и идеализма, власти и легитимности, – той самой двойственности, которая пронизывает все общество.

Ничто в политической карьере Гарри С. Трумэна не предполагало, что однажды он станет президентом, а тем более что он встанет у истоков создания структуры международного порядка, которая сумеет выдержать всю холодную войну и поможет ее завершить. Однако именно ему, этому образчику типичного американца, «простому человеку», суждено было превратиться в одного из самых плодотворных президентов США.

Никто из президентов не сталкивался с более сложной задачей. Война завершилась, а ни одна из победивших в ней держав не предприняла никакой попытки переформатировать мировой прядок, как было в случае вестфальских договоренностей 1648 года или Венского конгресса 1815 года. Таким образом, первой задачей Трумэна стало придание конкретной формы идее Рузвельта о реалистичном международном институте под названием Организация Объединенных Наций (ООН). В уставе ООН, подписанном в Сан-Франциско в 1945 году, оказались слиты вместе два способа принятия решений на международном уровне. Генеральная Ассамблея должна быть коллективным органом со свободным доступом, а ее деятельность основывается на доктрине равенства государств – «одна страна, один голос». В то же время Организация Объединенных Наций призвана осуществлять политику коллективной безопасности на основе единогласия Совета Безопасности, в который, в качестве постоянных членов, владеющих правом вето, входят пять великих держав: США, Великобритания, Франция, СССР и Китай. (Великобритания, Франция и Китай были включены в число постоянных членов как из уважения к их значительным достижениям, так и в признание той роли, которую они играли в то время.) Вместе с еще девятью странами – переизбираемыми непостоянными членами – Совет Безопасности наделялся особой ответственностью «за поддержание международного мира и безопасности».

Организация Объединенных Наций имела бы возможность добиться поставленной цели, если бы постоянные члены разделяли общую концепцию мирового порядка. В отношении вопросов, где между ними не имелось согласия, всемирная организация, скорее, закрепляла различия, а не смягчала их. Последняя встреча глав союзных государств прошла в Потсдаме в июле – августе 1945 года, и на ней Трумэн, Уинстон Черчилль и Сталин определили границы зон оккупации Германии. (В ходе Потсдамской конференции Черчилля, потерпевшего поражение на выборах, сменил Клемент Эттли, его заместитель в годы войны.) На этой встрече также было решено, что Берлин перейдет под совместное управление четырех держав-победительниц, с гарантированным доступом в западные зоны оккупации через территорию, занятую Советским Союзом. Как оказалось, это была последняя важная договоренность между союзниками по Второй мировой войне.

Переговоры по реализации договоренностей между западными союзниками и Советским Союзом быстро зашли в тупик. Советский Союз настаивал на формировании новой международной и социально-политической структуры Восточной Европы по принципу, изложенному Сталиным в 1945 году: «Кто оккупирует территорию, тот навязывает ей собственную социальную систему. Каждый навязывает свою собственную систему настолько далеко, насколько может продвинуться его армия. По-другому и быть не может» [112]. Отказываясь от всякого упоминания о вестфальских принципах в пользу «объективных факторов», Сталин теперь безжалостно, пусть и постепенно, насаждал по всей Восточной Европе марксистско-ленинскую систему.

Первое прямое военное противостояние между прежними союзниками по войне произошло из-за подъездных путей к Берлину – столице поверженного врага. В 1948 году, в ответ на объединение трех оккупационных зон западных союзников, Сталин перекрыл наземное и водное транспортное сообщение с Западным Берлином, снабжение которого до конца блокады обеспечивалось во многом благодаря американскому «воздушному мосту».