Ниал Фергюсон - Восхождение денег

Термин “хедж-фонд” впервые появился в 1966 г. для описания созданного в 1946-м Фонда Альфреда Уинслоу Джонса. Фонд одновременно держал короткие и длинные позиции на американском рынке. Подобные фонды, как оказалось, не подпадали под действие ни закона о ценных бумагах 1933 г., ни закона об инвестиционных компаниях 1940 г., который накладывает ограничения на размер кредитного плеча и “короткие” продажи.

Американская Комиссия по ценным бумагам и биржам дает следующее определение короткой позиции: “любой акт продажи ценной бумаги, не принадлежащей продавцу, или же любая сделка, завершающаяся поставкой ценной бумаги, одалживаемой самим продавцом или его представителем”.

Своп – производный финансовый контракт, по которому одна сторона платит другой фиксированный процент с некой условленной суммы, а та, в свою очередь, платит первой плавающий процент, чаще всего Лондонскую межбанковскую ставку предложения (LIBOR).

Если в октябре 1997 г. доходность индекса облигационного рынка развивающихся стран была на 3,3 % выше, чем у векселей американского казначейства, то в июле разница выросла до 6,6 %, а 10 сентября 1998 г. – до 17,05 %.

Конечно, не случайно именно объявление о потерях хедж-фондов, управляемых банками Bear Stearns и Goldman Sachs, летом 2007 г. дало начало кредитному сжатию.

Многие из этих фондов появились вовсе не вчера. Кувейтский был создан в 1953-м, сингапурский Temasek – в 1974-м, ADIA Объединенных Арабских эмиратов – в 1976-м, сингапурский же GIC – в 1981 г.

Председатель совета директоров Китайской инвестиционной корпорации сравнил покупку 9,9 % банка Morgan Stanley за 5 миллиардов долларов в декабре 1997 г. с охотой на зайца. “Как только на мушке появляется упитанный заяц, мы жмем на курок”, – сказал он. Впрочем, имея в виду последующее падение котировок акций банка, он добавил: “Кое-кому может показаться, что на самом деле это Morgan Stanley нас подстрелил”.

Ему вторит и Питер Бернстайн: “Мы привыкли использовать данные, относящиеся к прошлому… но такие данные… предстают перед нами в виде последовательности событий, а никак не набора независимых наблюдений, которого требуют законы вероятности. История дает нам лишь кучку наблюдений… за рынками капитала, но вовсе не тысячи отдельных и случайно выбранных чисел”. Кстати, та же трудность (по сути, каждое наблюдение является самостоятельной выборкой, а значит, выборка просто не может достигнуть приемлемого размера) докучает и геологам, хотя их историческая дисциплина продвинулась куда дальше финансовой истории, о чем писал Ларри Нил.

Русский перевод цит. по: Шумпетер Йозеф Алоиз. Теория экономического развития. Капитализм, социализм и демократия. М., 2007. (Прим, перев.)

В соответствии с договоренностями Базель-I, достигнутыми на съезде центральных банкиров в швейцарском Базеле в 1988 г., активы банков подразделяются на пять категорий в зависимости от степени рискованности, от нуля процентов для облигаций собственного государства до 100 % для корпоративных облигаций. Действующие на международном уровне банки обязаны держать капитал в размере не менее 8 % от суммы их активов (взвешенных с учетом рискованности). Документы под общим названием Базель-II были опубликованы еще в 2004 г., но пока банки находятся в процессе перехода на эти куда более сложные правила; так, они проводят различие между кредитным риском, производственным риском и риском рыночным, для оценки последнего из которых следует использовать модели “стоимостной меры риска” (более известные под именем аббревиатуры VaR, от английского value-at-risk ). Умудренные печальным опытом 2007–2008 гг., мы можем лишь посмеяться над тем, что риск потери ликвидности здесь совмещен с другими типами рисков под общим заголовком “остаточные риски”. Отметим, что подобные правила вступают в конфликт с естественным стремлением любого банка минимизировать свой капитал и таким образом увеличивать свою рентабельность.

Процитируем Эндрю Ло: “Хедж-фонды – это Галапагосские острова в океане финансов… Инновации, конкуренция, адаптация, рождение и смерть – все эти и другие эволюционные феномены там можно наблюдать невооруженным глазом, как будто кто-то нажал кнопку ускоренной перемотки”.

Подобная ситуация описывается английским термином moral hazard, который едва ли можно перевести на другие языки с помощью пары коротких слов. Речь вот о чем: когда он освобождается от ответственности за последствия своих решений, индивид (компания, государство – в зависимости от контекста) часто избирает гораздо более рискованный вариант, чем в случае, если бы он отвечал за свои поступки. Суть здесь именно в увеличении риска – совершенно не обязательно, чтобы человек осуществлял выбор со злым умыслом, не обязательно даже делать этот выбор осознанно. (Прим, перев.)