Анджела Стент - Почему Америка и Россия не слышат друг друга? Взгляд Вашингтона на новейшую историю российско-американских отношений

Членов делегации США – а в их числе были сенатор Джон Маккейн, Джозеф Либерман и Линдси Грэм, – ошеломила эта публичная полемика, и аплодисменты слушателей были весьма сдержанными. Министр иностранных дел Чехии Карел Шварценберг отреагировал колкостью: «Мы должны поблагодарить президента Путина, который не только хорошо позаботился о публичности этой конференции, но и ясно и убедительно доказал, почему НАТО должно расширяться» {371}. Тем не менее реакция участников конференции напомнила и России, и США, что кое-кто среди европейцев согласен с критикой, которую Путин обрушил на выстраиваемый Соединенными Штатами однополярный мир.

В надежде разрядить напряжение министр обороны США Роберт Гейтс на следующий день озвучил официальный ответ США. После того как республиканцы в 2006 году проиграли выборы в Конгресс, Гейтс, прежде занимавший пост директора ЦРУ и изучавший в свое время историю России, ушел с должности президента техасского университета A&M, чтобы занять место прямодушного Дональда Рамсфельда. Гейтс отличался прагматичностью и сдержанностью, он не был склонен вступать в публичную полемику. Признавая, что он, как и Путин, в прошлом был разведчиком, Гейтс заявил, что период четырехлетнего президентства в университете стал для него «лагерем по перевоспитанию». Подчеркнув, что «одной холодной войны вполне достаточно», Гейтс сообщил, что вскоре намеревается посетить Россию, поскольку, как он выразился, «Россия – партнер в наших предприятиях». При этом он конкретно поставил вопрос о поддержке Россией иранской ядерной программы {372}.

Белый дом тоже отреагировал на речь Путина взвешенно. Пресс-секретарь Белого дома Тони Сноу назвал Россию «ценным союзником» {373}. Почти через год после конфронтационной вильнюсской речи Дика Чейни администрация Буша, столкнувшись с обострением положения в Ираке и Афганистане, явно почла за лучшее не поднимать шума из-за мюнхенской речи Путина, а вместо этого сосредоточиться на вопросах, где требовалось содействие России, – Иран, противоракетная оборона и Косово. Более того, ряд аналитиков рассматривали мюнхенскую речь не только в плане влияния на внешнюю политику, но также и через призму внутренней ситуации в России: шел последний год президентства Путина, и, учитывая сплошную неопределенность в вопросе преемника, воскрешение призрака внешнего врага, угрожающего стране, могло быть просто практичным шагом в преддверии выборов {374}.

Мюнхенская речь возвестила о новой фазе в отношениях России с Западом, фазе, в которой богато обеспеченная энергоносителями Россия дала понять, что больше не желает мириться с повесткой, которую выработали в Вашингтоне. Хотя Путин высказывал все эти претензии и раньше, теперь он впервые обобщил их и выдал тщательно выверенный залп критики на престижном международном форуме {375}. Исключительно из желания поставить эффектную точку в этом деле по прошествии нескольких месяцев Путин на торжествах по случаю 62-й годовщины окончания Второй мировой войны уподобил внешнюю политику США политике Третьего рейха {376}. Видимо, благодаря этой новообретенной воинственной самоуверенности журнал Time в 2007 году назвал его «Человеком года». «Царь родился, – гласил заголовок передовой статьи в журнале. – Для него самым главным является стабильность – стабильность прежде свободы, прежде выбора, стабильность в стране, которая едва ли видела нечто подобное за последнюю сотню лет» {377}.

Дмитрий Тренин, пожалуй, один из самых проницательных внешнеполитических обозревателей России, обрисовал контекст, в который вписывается мюнхенская речь. Россия, по его словам, расстается с Западом: «До недавнего времени Россия видела себя планетой Плутон в западной Солнечной системе: пусть и очень далекой от центра, но все-таки частью этой системы. Сейчас Россия полностью сошла с этой орбиты: российское руководство отказалось от желания стать частью Запада и начало создавать свою собственную москвоцентричную систему». А потому, заключал Тренин, «Западу нужно успокоиться и принимать Россию такой, какая она есть: как крупного внешнего игрока, который не есть ни извечный враг, ни автоматический друг» {378}.

Была ли администрация Буша готова к тому, чтобы иметь дело с этой новой, более уверенной в себе Россией и переосмыслить вопрос о ее законных интересах? Вскоре Иран вновь выдвинулся на первый план как ключевая проблема и для Вашингтона, и для Москвы по мере их движения по разным орбитам. Эта тема постоянно входила в повестку дня президента США, была источником постоянных трений с Москвой, и здесь «перезагрузка» была бы затруднительна.

Хотя у администрации Буша давно уже не было сомнений, что Тегеран намерен в перспективе иметь ядерное оружие, Иран сотрудничал с США на ранних стадиях войны в Афганистане, в частности поставлял разведывательную информацию о движении «Талибан», в котором иранская сторона видела угрозу {379}. К 2004 году влияние Ирана на соседние страны было на подъеме. Заклятый враг Саддам Хусейн пал, как и режим талибов в Афганистане. Несомненно, Иран стал главным – хотя и непредвиденным – выгодоприобретателем от политики смены режимов, которую проводили США: теперь Тегеран мог укрепить свое влияние на шиитское большинство в Багдаде, которое при режиме Хусейна подвергалось гонениям.

В мае 2004 года группа реформаторов в иранском правительстве при посредничестве правительства Швейцарии передала Вашингтону предложение об улучшении иранско-американских отношений. По условиям этой «большой сделки» предполагалось, что Иран соглашается пойти навстречу Вашингтону по целому множеству проблем, заботящих США, от распространения ядерного оружия до терроризма и арабо-израильского конфликта, а взамен Вашингтон признает то, что в Тегеране называли законными интересами Ирана в сфере безопасности, а также снимает с Ирана экономические санкции {380}. В конечном счете ничего путного из этого предложения не вышло, и в 2005 году президентом Ирана был избран Махмуд Ахмадинежад. В администрации США возникли разногласия о том, следует ли налаживать общение с Тегераном, и если да, то как – ведь в конце концов Буш причислил эту страну к «оси зла». Из-за этого возникли расхождения в том, как следует взаимодействовать с Москвой по иранскому вопросу. В 2007 году Национальный совет по разведке опубликовал доклад национальной разведки по Ирану, в рассекреченном разделе которого говорилось, что в 2003 году, при президенте Хатами, Иран остановил свою программу разработки ядерного оружия. Этот вывод – хотя некоторые в администрации Буша оспаривали его – вроде бы подтверждал справедливость заявлений России о мирном характере иранских ядерных программ {381}.