Роб Данн - Дикий мир нашего тела. Хищники, паразиты и симбионты, которые сделали нас такими, какие мы есть

Но сознание лишь отчасти определяет ход и течение нашей жизни. Мы осознаем ощущения, которые помогают нам охотиться, запасать пищу и общаться друг с другом. Но мы не осознаем работу нашей иммунной системы, несмотря на то что действия этой системы очень похожи на работу остальных органов чувств. Правда, ни одно из наших чувств не позволяет нам полностью осознать, что происходит вокруг нас, а это, в свою очередь, влияет на принимаемые нами решения. Мы не ощущаем полный диапазон звуков, запахов, вкусов, не замечаем мелкие детали предметов, что доступно другим животным. Мало того, мы не осознаем большую часть сигналов, которые поступают от носа, ушей и вкусовых сосочков в наш мозг, и эти сигналы порождают действия, которые тоже по большей части нами не осознаются.

Забывая о зависимости нашего организма от окружающих нас биологических видов, мы подчинялись лишь нашим осознанным чувствам. Мы переделали мир таким образом, чтобы он доставлял нам удовольствие. Массу животных и растений мы попросту исключили из нашей жизни, целенаправленно оставив в нашем окружении несколько избранных видов – ничтожную часть всего биологического разнообразия земной жизни. Между тем целые отряды других видов, которых мы сейчас считаем вредоносными, преодолели воздвигнутые нами бастионы и стены. Эти животные вторглись в нашу жизнь без приглашения – во всяком случае, нам так кажется. Но я пока не упомянул об одной любопытной детали. Дело в том, что, как выясняется, виды, прорвавшиеся вместе с нами в современную жизнь, не являются случайной выборкой из всевозможных жизненных форм, обитающих на Земле. Они – все эти коварные крысы, тараканы и клопы – вышли из одного гнезда, хотя до недавнего времени этого никто не замечал. Мы были слишком заняты попытками их истребления, чтобы постараться понять, откуда и как они пришли.

Осенью 1985 года Даг Ларсон висел над пропастью глубиной 600 футов. Вместе со своим студентом Стивом Спрингом он внимательно разглядывал сосны, прилепившиеся к обрывистому склону скалы и изо всех сил цеплявшиеся за жизнь. Спринг писал обычную дипломную работу о деревьях, растущих на отвесных уступах скал, а Ларсон был его научным руководителем. Если отвлечься от опасной ситуации, в которой они оба сейчас находились, то это была вполне будничная научная работа. Согласно плану, Спринг хотел собрать несколько молодых деревьев, чтобы узнать, сколько им лет. Это была собственная идея студента. Сам Ларсон хотел бы заниматься лишайниками, но не мог отказать в поддержке своему студенту. Пока Ларсон и Спринг раскачивались возле отвесной стены, с ними могло произойти все что угодно, и происшествие не заставило себя ждать.

До того как повиснуть на скале, являвшейся частью Ниагарского нагорья, Ларсон все свою научную карьеру занимался лишайниками. Они казались ему красивыми и стойкими. Они не имели никакого значения для большинства людей, во всяком случае, им так казалось. Честно говоря, Ларсон бы предпочел, чтобы Спринг увлекся лишайниками, этой потрясающей помесью водорослей и грибов, которая может жить на камнях, питаясь воздухом, солнцем и минералами, на что неспособны по отдельности ни водоросли, ни грибы. Но Ларсону пришлось поступиться своими интересами.

И вот он висит на скале вместе со своим прилежным студентом. Они спилили и взяли с собой несколько образцов восточных белых кедров, каждый из которых был не толще предплечья Ларсона. Стволы деревьев были тонкими, изогнутыми, узловатыми и избитыми дождями, снегами и ветрами. Определять их возраст было совершеннейшей глупостью – разумеется, это были молодые деревья, провисевшие на скале буквально несколько лет после своего прорастания из семян и ожидающие скорого падения в пропасть. Во всяком случае, так эти деревья выглядели. Вернувшись в лабораторию, Ларсон и Спринг были безмерно удивлены. Исследовав срезы стволов под микроскопом, они обнаружили не несколько десятков годовых колец, как ожидалось, а несколько сотен. Деревьям были сотни лет (одни из самых старых деревьев на Земле!), это был древний лес, висевший над пропастью [138]. Они выдержали испытание не только гравитацией, но и временем.

Следствия этого открытия были двоякими. Возраст деревьев стал первым звеном в важной и долгой истории. Оказалось, что древние леса висят на скалах не только на родине Дага Ларсона, но и на многих других скалах и обрывах, в островках далекого прошлого по всему миру. Деревья в возрасте тысячи и более лет были обнаружены на обрывистых скалах в Канаде, Соединенных Штатах, Великобритании и Франции. Ларсон, когда-то скромный ученый из Гвельфа, стал теперь известным канадским биологом, первооткрывателем древних деревьев. Вторым следствием этого открытия стало то, что Ларсон, глядя на деревья, смог рассмотреть некоторые закономерности наскальной жизни в целом. Сделав это, Ларсон стал рассматривать скалы как одну из основных причин нашего превращения в людей. Вдалеке от больших городов Ларсон предложил новую теорию возникновения нашей современной урбанистической цивилизации.

Теория Ларсона помогла выявить сходные черты одной его жизни – жизни в уютном кабинете университетского кампуса и другой, в которой ему приходилось, рискуя жизнью, висеть над пропастью. У Ларсона нашлись единомышленники. Свою теорию он разработал совместно с четырьмя другими учеными [139], чьи взгляды были близки его собственным. Они страстно обсуждали теорию, расширяли ее, затем останавливались, вспомнив о скромности, после чего снова принимались ее расширять. Итогом дискуссий явилась написанная совместно книга об экологии скал, единственная книга на эту тему в истории биологии [140], где авторы изложили свою теорию в довольно сыром виде. Этого им показалось недостаточно, и они написали большую книгу, где развернуто, в подробностях снова изложили свою идею – «урбанистическая скальная революция» ( The Urban Cliff Revolution ). В первой, самой спорной, главе авторы утверждают, что построенные нами города напоминают скалы с пещерами и балконами. Мы строим этот искусственный скальный городской ландшафт вопреки всем неудобствам, потому что в течение долгого раннего периода эволюции человека именно пещеры и отвесные скалы служили нам убежищем от стихий и хищников. Мы строим города из бетона и устремляем свои дома ввысь, потому что в таком виде они напоминают нам о скалах и пещерах. Однако это была не единственная радикальная идея книги.

Помимо главной идеи о нашей любви к пещерам, авторы предложили также и объяснение происхождения видов (от одуванчиков до голубей), живущих с нами в городах. Авторы заметили, что виды, проникшие без спроса в наши города, – это те же самые виды, которые когда-то жили с нами в пещерах и на скалах. Во всех городах мира мы создали огромные сети пещер и скал, куда переселились животные, привыкшие по ходу своей эволюции жить в таких условиях. Здесь, в городах, они нашли для себя удобную и пригодную для жизни экологическую нишу.