Алан Вейсман - Земля без людей

Зона отчуждения, круг с радиусом в 30 километров вокруг АЭС, стала крупнейшей в мире атомной свалкой. В миллионах тонн захороненного радиоактивного мусора – целый сосновый лес, погибший за несколько дней после взрыва, который нельзя было сжигать, потому что дым оказался бы смертельным. Область радиусом в 10 километров от точки взрыва, плутониевая зона, находится под еще более жестким запретом. Все машины и другие технические средства, работавшие здесь на расчистке, такие как гигантские краны, возвышающиеся над саркофагом, слишком заражены, чтобы покинуть зону.

Но жаворонки садятся на их радиоактивные стальные руки и поют. Чуть к северу от разрушенного реактора сосны дали новые побеги длинных, неровных ветвей с иглами разной длины. Так что они живут и зеленеют. Под ними в начале 1990-х уцелевшие леса наполнились радиоактивными косулями и кабанами. Потом появились лоси, а за ними последовали рыси и волки.

Плотины замедлили движение радиоактивных вод, но не преградили им путь к расположенной рядом реке Припять и к источнику питьевой воды Киева ниже по течению. Железнодорожный мост, ведущий к Припяти – города для сотрудников АЭС, из которого эвакуировали 50 тысяч человек, некоторых недостаточно быстро, чтобы радиоактивный йод не начал разрушать щитовидку, – до сих пор заражен слишком сильно, чтобы пытаться его перейти. Однако в 6 километрах южнее вы можете постоять на берегу реки, в одном из лучших на сегодняшний день в Европе мест для наблюдения за птицами в естественных условиях, глядя на полевых луней, черных крачек, трясогузок, беркутов и орланов-белохвостов, а также редких черных аистов, скользящих вдоль мертвых башенных охладителей.

В Припять, несимпатичное скопление бетонных многоэтажек 1970-х, возвращаются тополя, пурпурные астры и сирень пробили мощение и залезли в дома. Неиспользуемые асфальтовые улицы покрыты мхом. В окрестных деревнях, пустых, за исключением нескольких старых крестьян, которым разрешили дожить здесь свои дни, штукатурка осыпается с кирпичных домов, утопающих в неухоженном кустарнике. Бревенчатые избы сменили черепицу на заросли дикого винограда и даже на молодые березки.

Сразу за рекой – Белоруссия; радиацию, конечно же, граница не остановила. Во время пятидневного пожара на реакторе Советский Союз посеял облака, идущие к востоку, чтобы радиоактивный дождь не добрался до Москвы. Вместо этого он вылился на богатейшую житницу СССР, в 160 километрах от Чернобыля на пересечении границ Украины, Белоруссии и западно-российского Новозыбковского района. За исключением 10-километровой зоны вокруг реактора ни одно другое место не было облучено так сильно – факт, скрывавшийся советским правительством из-за опасения продовольственной паники. Три года спустя, когда исследователи обнаружили правду, большую часть Новозыбковского района также эвакуировали, оставив под паром зерновые и картофельные колхозные поля.

В Припять, несимпатичное скопление бетонных многоэтажек 1970-х, возвращаются тополя, пурпурные астры и сирень пробили мощение и залезли в дома.

Радиоактивные осадки, содержащие в основном цезий-137 и стронций-90, побочные продукты деления ядер урана с периодом полураспада 30 лет, будут заражать почвы и продовольственную цепочку в Новозыбковском районе по меньшей мере до 2135 года. До тех пор здесь нет безопасной пищи ни для людей, ни для животных. Идут споры о том, что считать «безопасным». Оценки количества людей, которые умрут от рака или от заболеваний крови и дыхательных путей из-за аварии в Чернобыле, разнятся от 4 до 100 тысяч. Меньшую цифру дает Международное агентство по атомной энергии, доверие к которому несколько портит его двойственная роль одновременно мирового агентства, следящего за использованием атомной энергии, и профессиональной ассоциации ее производителей. Большая цифра называется исследователями рака и службами здравоохранения, а также группами, занимающимися охраной окружающей среды, таких как Гринпис, причем все они настаивают, что все еще недостаточно данных, так как действие радиации накапливается со временем.

Какими бы ни были реальные показатели человеческой смертности, они применимы и к другим формам жизни, а в мире без людей растениям и животным придется иметь дело с куда большим количеством Чернобылей. До сих пор мало известно обо всей полноте генетического вреда, нанесенного этой катастрофой: мутанты с поврежденными генами обычно становятся добычей хищников раньше, чем ученые могут их сосчитать. Однако исследования показывают, что уровень выживания чернобыльских ласточек значительно ниже, чем у возвращающихся из теплых краев птиц этого же вида в других частях Европы.

Во время пятидневного пожара на реакторе Советский Союз посеял облака, идущие к востоку, чтобы радиоактивный дождь не добрался до Москвы. Вместо этого он вылился на богатейшую житницу СССР, в 160 километрах от Чернобыля.

«Худший сценарий заключается в том, – отмечает биолог Университета Южной Каролины Тим Муссо, часто бывающий здесь, – что мы можем увидеть вымирание вида: мутационная переплавка».

«Обычная человеческая деятельность наносит биоразнообразию и богатству местной флоры и фауны больший вред, чем худшая из аварий на атомной станции», – мрачно замечают радиоэкологи Роберт Бейкер из Техасского технического университета и Рональд Чессер из Экологической лаборатории реки Саванна Университета Джорджии в другой работе. Бейкер и Чессер задокументировали мутации в клетках полевок в зараженной зоне Чернобыля. Другое исследование чернобыльских полевок показывает, что, как и у ласточек, продолжительность жизни этих грызунов короче, чем у представителей этого вида в других местах. Тем не менее они это компенсируют более ранним половым созреванием и производством потомства, так что их популяция не уменьшается.

Если так, то, должно быть, природа ускоряет отбор, увеличивая шансы, что где-то в новом поколении молодых полевок появятся мыши с повышенной устойчивостью к радиации. Другими словами, мутации – но более сильные, ведущие к адаптации к поврежденной, изменяющейся среде обитания.

Обезоруженные неожиданной красотой зараженных радиацией чернобыльских мест, люди даже попытались помочь природной жизнеутверждающей браваде, поместив в нее легендарное животное, которое в здешних местах не видели уже несколько столетий: зубра, привезенного из белорусской Беловежской Пущи, реликтового европейского леса, делимого Белоруссией с Польшей. Пока что они мирно пасутся и щиплют даже горькую полынь с названием здешних мест – «чорнобыль» по-украински.

Пересилят ли их гены радиацию, станет известно лишь через несколько поколений. Но может появиться и дополнительная нагрузка: новый саркофаг, закрывающий бесполезный старый, так же не вечен. Со временем, когда его крышу сдует, радиоактивная вода внутри и в соседних прудах-охладителях может испариться, выдав новое облако радиоактивной пыли для вдыхания цветущим чернобыльским зверинцем.