Младен Долар - О скупости и связанных с ней вещах. Тема и вариации

Mladen Dolar

О skoposti in о nekaterih z njo povezanih receh

Tema in variacije

Перевод со словенского Александры Красовец

Javna agencija za knjigo Republike Slovenije

Издание осуществлено при финансовой поддержке Государственного Агентства книги Республики Словения

© Društvo za teoretsko psihoanalizo, 2004

© А. Н. Красовец, перевод, 2021

© В. П. Вертинский, оформление обложки, 2021

© Издательство Ивана Лимбаха, 2021

Позвольте мне начать с трех высказываний. Первое я заимствовал у Фрейда: в «Психопатологии обыденной жизни» (1901), книге, наполненной примерами каждодневных оговорок и заурядных мелких проявлений бессознательного, Фрейд приводит случай с обмолвкой, сделанной одной молодой девушкой в разговоре о своей семье. «Sie haben alle Geiz <���скупость>… Я хотела сказать: Geist <���дух, ум>» [Фрейд 1990: 233] [1] «Психопатология обыденной жизни», появившаяся год спустя после новаторского «Толкования сновидений», была самой популярной книгой Фрейда. При каждом переиздании он обогащал ее обширным материалом, так что если оригинал 1901 г. составлял 92 страницы, то последнее издание 1924 г. разрослось до 310. После этого Фрейд перестал добавлять примеры, но книга по-прежнему часто переиздавалась. . Девушка хотела похвалить свою семью, но вопреки желанию, через незначительную оговорку, она выразила то, что на самом деле о них думала: в частности, что претензии на духовность были прикрытием их ничтожных устремлений, за блистательным фасадом силы духа таился нечистоплотный секрет скупости. Бессознательное всегда использует естественную почву языка, омонимов, сходств, созвучий, отголосков – так, в немецком существует лишь тончайшее различие между Geist и Geiz , духом и скупостью. Мелкая ошибка, основой для которой послужила звуковая близость, преодолевает огромное расстояние между двумя сущностями, которые, кажется, семантически не имеют ничего общего. Дух стремится к нематериальному, возвышенному, к тому, что за пределами житейского, к чистоте, щедрости, идеям, идеалам, одним словом, к трансцендентности; скупость же отстаивает прижимистость, мелочность, эгоистичность, жадность, сохранение всего для себя; это маленькая неприличная страсть, опирающаяся на материальное, на ростовщичество, преследующая прибыль, накопление во имя накопления – крайняя противоположность трансцендентности, а значит, нечто грязное, посредственное. Есть ли между ними связь? Может ли здесь быть связь? Эта оговорка может быть рассмотрена как аллегория. Здесь нет ничего, что бы семантически объединяло дух и скупость, но стоит нам услышать эту оговорку, мы не можем так просто от него отделаться. Будто бы сама скупость увидена как оплошность духа, его изъян, его грязный секрет, его скрытый двигатель. История скупости – словно оборотная сторона истории духа, его потаенный Другой, его зеркало, в котором он не может узнать себя, для которого он проявляет непристойную грань желания, в которой есть что-то непростительное. Хотя эта другая темная половина тайно вписана в него, она не только сопутствует наступлению и росту капитализма и его современных социальных структур, но еще и включена в формы, наполняющие наш духовный мир, – вероятно, она наполняла его с незапамятных времен, но при капитализме данная связь вышла на поверхность и стала повсеместной. – Целый проект может получить отправную точку в этой фрейдовской оговорке: написать историю взаимосвязанной природы одного и другого – духа и скупости, в частности, через увеличительное стекло нашего времени (с развитием капитализма и т. д.). С тех пор как была написана самая великая из книг о духе – гегелевская «Феноменология духа» («Phänomenologie des Geistes», 1807), ее аналог, ее вторая половина, дополнительный том мог бы соответственно называться «Phänomenologie des Geizes», «Феноменология скупости». Я постараюсь сделать небольшой набросок нескольких возможных схем такого рода проекта.

Фрейдовская оговорка, звучащая как каламбур, отображает великолепную экономию – мы имеем дело с максимальной оппозицией смысла, чьей противоположной стороной является максимальная звуковая близость, обнаруживая наибольшее расстояние при помощи наименьшего, Geist и Geiz (однако это срабатывает только по-немецки). Два слова начинаются одинаково и производят решающее минимальное различие лишь в конце – следует внимательно прислушаться, чтобы их не перепутать. Это напоминает фрейдовскую теорию остроумия: почему шутки смешные? Почему мы смеемся? Его ответ: в « Ersparnis an psychischen Aufwand », в «экономии психической затраты» [Фрейд 1998: 148–161, 186–199, 246–254]. Шутка объединяет самые несопоставимые области минимальными средствами и тем самым экономит много энергии, словно между отдаленными сферами мышления происходит короткое замыкание, и высвободившаяся энергия производит смех. При таком сопряжении случайное совпадение, шутка (или каламбур) на мгновение снимает сдерживание, обманывает его посредством (почти) омонимии [2] Здесь есть важный психоаналитический момент: в конечном итоге омонимия – это состояние бессознательного. Бессознательного не было бы без случайных встреч звуков, случайных созвучий, отголосков и сходств. Фрейдовское бессознательное руководствуется не каким-то более глубоким смысловым содержанием (как у Юнга), а внешними столкновениями – сначала случайной встречей, затем появлением значения – момент, которого трудно избежать. Мы не можем здесь останавливаться на этом более подробно (см.: [Долар 2018: 271–336]). и выносит на поверхность подавленное содержание. Чем больше расстояние между двумя сущностями и чем меньше средство, тем больше сохраняется энергии. Так, в шутках заключена некая бережливость, они расчетливы и экономят затраты [3] Фрейд действительно упоминает Гамлета: «Уплотняющая или, точнее говоря, сберегающая тенденция правит всеми этими техническими приемами. Как будто все дело, пользуясь словами принца Гамлета, в экономии ( Thrift, Horatio, Thrift! – Бережливость, Горацио, бережливость!)» [Фрейд 1995: 36]. ; но есть тут и нечто абсолютно антиэкономное, ибо они берегут энергию без дисциплины, без работы, без жертв, без отречения, что представляется тяжелым трудом скупца, – они делают это мгновенно, просто по наитию. То, чего скряга достигает огромным старанием, остроумию удается вообще без каких-либо усилий, с помощью счастливой находки. А сохраненная энергия не накапливается и не аккумулируется, а тут же расходуется и рассеивается в смехе, максимальная экономия безбоязненно растрачивается. Словно мы имеем дело с непосредственным совпадением алчности и расточительства, бережливости и транжирства. Возникает интригующая тема для размышлений: скупость и остроумие (я не имею в виду анекдоты о пресловутых скрягах-шотландцах, но все же следует учитывать тот факт, что Адам Смит был шотландцем, так что, возможно, в современной политической экономии есть что-то от шотландского анекдота).