Маркус Уикс - Что бы сказал Ницше? Как великие философы решили бы ваши проблемы

Ну да, ответили бы вы: вы признали бы ее, будь она последовательна. Но ваш партнер хочет, чтобы зимой в доме было теплее, чем летом. А когда весной вы идете вместе гулять, то оба согласны, что на солнышке приятно. А там как раз около 20 ℃, ну правда же!

Вы упускаете суть, сказал бы Протагор. Неважно, последовательно ли мнение вашего партнера. Дело в его восприятии тепла и холода, а не в градусах. Протагор привел бы пару примеров, чтобы пояснить свою мысль. Скажем, когда вы ездили в Египет поглядеть на пирамиды, было жарко, помните? Очень некомфортно. Даже за две недели к такому пеклу было тяжело привыкнуть. А после возвращения домой, хоть и была прекрасная погода, казалось прохладно. Видите ли, все относительно. Холодно или жарко может быть только в сравнении. С вашей точкой зрения.

Другой пример. Вы наслаждаетесь прекрасным солнечным днем в Лос-Анджелесе: температура воздуха около 20 ℃, как вы любите, – и тут замечаете приезжих. Семья с Аляски одета в футболки с шортами и подыскивает тенек, а туристы из Ирака жмутся друг к другу в пальто и шарфах (сразу понятно, что им известно, как сохранять тепло).

Абсолютный релятивизм, который является ни больше ни меньше скептицизмом в современном смысле этого слова, – это и есть высший триумф здравомыслящего разума.

Вы не можете сказать приезжим, что они неправы, чувствуя жару или холод: они просто так чувствуют. У каждого из них, как и у вас, есть правомочная точка зрения. Протагор сказал бы, что множество других вещей тоже относительны, что ответы на вопросы не всегда делятся на верные и неверные и что люди имеют право на разные точки зрения в вопросах чувств и вкусов и заодно в вопросах морали. На ваше мнение, на вашу точку зрения будет влиять то, откуда вы, – это как с приезжими в Лос-Анджелесе.

Таким образом, например, когда для вас нормально есть свинину и пить алкоголь, кто-нибудь из строгой мусульманской культуры может счесть это неприемлемым. И хотя вы возмущены варварством корриды, для некоторых она – вид искусства. Ваше понимание того, что нормально и приемлемо – от предпочтений острой или пресной еды до мнений о смертной казни – зависит от культуры, в которой вы воспитывались.

Протагор зарабатывал на жизнь ходатайствами в судах Древней Греции и несомненно, как и все юристы, часто приводил аргументы в защиту того, во что не верил сам. Поэтому к его словам, что у спора всегда есть две стороны, стоит отнестись сдержанно. Это просто риторическая фигура, которая передает суть релятивизма . Протагор признал бы, что есть вещи, которые просто неправильны. Тем не менее масса людей поверила ему, и релятивизм, особенно культурный релятивизм, стал критерием толерантного, либерального общества – до такой степени, что чрезмерно восторженная приверженность политкорректности запрещает любую критику крайне сомнительных практик, например женского обрезания. Однако Протагор предостерег бы от попыток надеть белое пальто и от заявлений, что некоторые вещи самоочевидно неправильны, молча указав на то, что до недавнего времени американская и европейская культуры считали приемлемыми такие позорные обычаи, как работорговля и использование детского труда.

Писатель, утверждающий, что истин не существует или что все истины «лишь относительны», просит вас не верить ему. Вот и не верьте.

Казалось бы, довольно сложно спорить с релятивизмом, и похоже, что вы не выиграете битву за термостат. Однако у релятивизма бывают степени. Протагор выдвигает убедительные аргументы против абсолютизма – представления, что нет ничего относительного, что дело не в субъективных точках зрения и что всегда есть верный или неверный ответ. С другой стороны, есть радикальные релятивисты, которые настаивали бы, что относительно вообще все – даже если бы это значило, что нужно принять некоторые этически отвратительные взгляды за правомерные точки зрения.

Именно здесь вам на помощь мог бы прийти Платон(ок. 427–347 гг. до н. э.). Аргументы Протагора он не воспринимал всерьез, считая их дешевым адвокатским приемом, способом снять с себя ответственность. Он нашел логический прокол в фундаментальном утверждении релятивизма. Если вы считаете, что любая точка зрения относительна и тем уже правомочна, то вы подрываете свою собственную. Ваша точка зрения, что все относительно, лишь точка зрения, верная для вас. А моя точка зрения, что все не относительно, верна для меня, и она так же правомочна. Аргументы радикального релятивизма выставлены как противоречащие самим себе.

Однако большинство людей согласились бы с представлением о том, что есть вещи правильные и неправильные, истинные и ложные, а есть те, что зависят от перспективы. Однако непросто обосновать подобную золотую середину, если вы не Исайя Берлин(1909–1997), конечно. Он подошел к проблеме с позиции здравого смысла: ни абсолютизм, ни строгий релятивизм не выдерживают критики. Берлин сказал, что, хотя в вопросах вкуса, морали и суждения нет абсолютных параметров, у большинства людей в любой культуре обнаружатся общие ценности и общие мнения. Например, ложь, кража, убийство и тому подобное считаются дурными, а свобода, справедливость и так далее – хорошими. Эти ценности универсальны и отличаются только деталями в теории или на практике.

Итак, ваша позиция по вопросу термостата – абсолютистская: есть идеальная температура, и это не вопрос перспективы. Тогда правы либо вы, либо ваш партнер. Но позиция вашего партнера – релятивистская: некоторые более чувствительны к холоду, это не вопрос правоты и неправоты. Возможно, вы могли бы прийти к компромиссу в соответствии с аргументами Берлина. Хотя и могут быть небольшие различия во мнениях (несколько градусов, только и всего), все же возможен консенсус, какую температуру считать приемлемой или, по крайней мере, какой диапазон. Примите это.

Принимая решение

Оно зависит от того, согласитесь ли вы с идеей Протагора о том, что ваше мнение и мнение вашего партнера в равной степени правомочны. Если да, то нужно подыскать компромисс, советует Берлин. В противном случае вы или ваш партнер должны будете подыскать убедительные аргументы – или продолжить сражение.