Квентин Скиннер - Истоки современной политической мысли. Том 1. Эпоха Ренессанса

Другой способ наступления на верховенство пап состоит в беспримерном возвышении прав светских властей над Церковью. Марсилий уже установил, что ни один член Церкви не правомочен осуществлять какую-либо «принудительную юрисдикцию» на основании своих обязанностей (pp. 100, 113). Отсюда следует, что всякую принудительную власть для упорядочивания христианской жизни должен по праву исполнять только «светский христианский законодатель» [19] В оригинале у Марсилия humanus fidelis legislator [ «Защитник мира», II.22.11]. Встречающийся русский перевод «человеческий верующий законодатель» в лучшем случае соответствует букве, но не духу этого термина. – Прим. пер . – термин Марсилия для обозначения высшей светской власти в пределах всякого королевства или городской республики (p. 287). Придя к этому заключению, составляющему кульминацию второй части, Марсилий способен расправиться с остальными претензиями папства на полноту власти. Право «производить и утверждать назначения», а также право учреждать все церковные должности – включая должность самого «римского понтифика» – должно быть закреплено не за «римским епископом единолично или за ним вместе с его коллегией кардиналов», но полностью должно относиться к «авторитету верующего законодателя», который один имеет власть «возводить в сан священника или другой духовный сан» (pp. 287–290). Затем он добавляет, что «право созывать Вселенский собор», «собирать, проводить и завершать его должным образом» тоже не должно принадлежать «ни священнику, ни коллегии священников», но только «светскому христианскому законодателю» (p. 287). Только он наделен авторитетом, который дает ему власть «созывать такой собор или управлять им, назначать и определять для него подходящих людей, приказывать соблюдать его решения и постановления, а также наказывать преступивших их» (p. 292). Поскольку Марсилий уже сделал вывод о том, что все аспекты папской plenitudo potestatis , строго говоря, принадлежат Вселенскому церковному собору, это возвышение законодателя до уровня контролирующей собор инстанции имеет своим окончательным следствием освобождение светской власти от всяких следов церковного влияния.

Передав plenitudo potestatis от папства «светскому христианскому законодателю», Марсилий решает свою основную идеологическую задачу во второй части «Защитника мира». Он утверждает, что продемонстрировал: фигура законодателя во всяком независимом королевстве или городской республике является единственным законным обладателем «принудительной юрисдикции» в отношении «любого смертного с каким бы то ни было статусом» (pp. 427–428). В итоге он показывает, что попытки «римских епископов и их пособников» укрепить свою власть над Северной Италией можно отвергнуть как череду «узурпаций и захватов» той юрисдикции, которая по-настоящему принадлежит светской власти (pp. 95, 98, 101). Таким образом, он сумел сделать существенный вклад в идеологию городских республик, полностью оправдав их de jure независимость от Церкви и выставив старания папства, нацеленные на достижение господства и контроля над их делами, как «неправедный деспотизм», «злое беззаконие», которое «расстроило Regnum Italicum и продолжает удерживать его вдали от мира и покоя» (pp. 95, 98, 344). Поэтому мораль этой книги – дающая ключ к пониманию ее заглавия – состоит в том, что любой, кто стремится стать защитником мира в Северной Италии, должен прежде всего быть заклятым врагом мнимых юрисдикционных полномочий Церкви.

Распространение того, что Сисмонди назвал «блестящим пламенем свободы», среди итальянских городских республик оказалось печальным и непродолжительным зрелищем (Sismondi 1826, 3, p. 245). К концу XIII в. большинство городов были настолько истерзаны внутренними склоками, что были вынуждены отказаться от республиканских устоев и согласиться на сильную власть единственного синьора , перейдя от свободной к деспотической форме правления во имя большего гражданского спокойствия.

Корневую причину такой эрозии республиканской свободы следует искать в классовом расслоении, развивавшемся с начала XIII в. (Jones 1965, p. 79). Ускорение торговли выдвинуло вперед новый класс людей, gente nuova , богатых купцов в городах и окрестной contada , сельской местности (p. 95). Однако, несмотря на их растущее богатство, эти пополаны не имели голоса в советах своих городов, остававшихся под жестким контролем старых магнатских семейств (Waley 1969, pp. 187–197). Это расслоение вызвало тревожный рост насилия среди граждан: если пополаны боролись за признание, то магнаты сражались за то, чтобы удержать свои олигархические привилегии.

Первыми в это сражение вступали бесправные пополаны . Обычно они учреждали свой собственный совет, или народ ( Popolo ), возглавляемый выборным лидером, капитаном народа ( Capitano del Popolo ). Это было прямым вызовом традиционной форме правления во главе с подеста, поскольку находившиеся под его началом должностные лица обычно выдвигались главными магнатскими семействами. Такие советы были учреждены в Лукке и Флоренции в 1250 г., в Сиене – в 1262 г, а вскоре после этого они появились в большинстве ведущих городов Ломбардии и Тосканы (Pullan 1973, pp. 116–18; Waley 1969, pp. 185–192). Проделав эту брешь в монополии нобилей, пополаны , как правило, принимали еще более агрессивные меры, нацеленные на то, чтобы закрыть или даже предотвратить доступ нобилей к политической власти. Например, это произошло во Флоренции в 1282 г. Партия «белых», опирающаяся на пополанов , смогла вытеснить магнатскую партию «черных» и в 1293 г. учредила конституцию, которая накрепко закрыла старой знати доступ в городской приорат (Becker 1960, p. 426). И в других городах стали происходить похожие вещи. Так, в близлежащей Сиене в 1287 г. народ отнял власть у подеста, изгнал множество нобилей и учредил «Правление девяти синьоров», купеческую олигархию, вплоть до 1355 г. непрерывно управлявшую городом (Bowsky 1962, pp. 368, 370, 374).

Однако чем больше пополаны боролись за признание, тем сильнее сопротивлялась старая знать и ее союзники. Вначале это приводило к локальным гражданским конфликтам, начинавшимися сразу после того, как пополаны выступали против своего исключения из управления городами. Одним из самых известных примеров тому была Верона, где Монтекки – прообраз непримиримых Монтегю из «Ромео и Джульетты» Шекспира – в течение двадцати лет боролись на стороне пополанов , стараясь сломить жесткое сопротивление старой знати, и, в конце концов, смогли установить контроль над городом в 1226 г. (Allen 1910, pp. 45–52). Но наиболее серьезные внутренние столкновения стали происходить после того, как пополанам удавалось установить свои порядки. Например, правительство «белых» во Флоренции потеряло поддержку и было немедленно свергнуто партией «черных», возглавляемой Корсо Донати, в 1301 г. Подобным образом правление пополанов в Сиене дважды подверглась большой опасности, в 1318 и в 1325 гг., и в обоих случаях эта опасность исходила от Толомеи, влиятельного семейства нобилей, утратившего власть в результате переворота 1287 г. (Bowsky 1967, pp. 14, 16).