Дэвид Хоффманн - Взращивание масс

Первая мировая война стала водоразделом как в российской, так и в европейской истории. Вплоть до того момента самодержавие в большой степени избегало современных практик общественного вмешательства. Но мобилизация военного времени, тревога о национальной безопасности, эпидемии и масштабные общественные сдвиги требовали от российского правительства увеличения государственного контроля. Политика правительства включала в себя как позитивные, так и негативные меры – от заботы о здоровье и благосостоянии населения до надзора и депортаций. К примеру, в 1916 году, когда местные врачи оказались неспособны помочь миллионам раненных на войне и остановить распространение эпидемических заболеваний, царь наконец согласился на создание главного управления государственного здравоохранения, подобного министерствам здравоохранения, созданным в европейских государствах в начале Первой мировой войны. Кроме того, в ходе войны царское правительство депортировало из прифронтовых регионов почти миллион представителей этнических меньшинств, опять же подобно правительствам других воюющих стран, также проводившим депортации и создававшим концлагеря.

Когда в феврале 1917 года царский режим был свергнут, Временное правительство продолжило расширять ответственность государства за благополучие населения, во многом предвосхищая политику советского правительства. В частности, создало министерства здравоохранения, государственного призрения (социального обеспечения) и продовольствия и поместило многих интеллигентов на командные позиции, занять которые они так давно желали. Но в политической сфере Временное правительство так и не смогло завоевать широкую базу поддержки среди низших классов. Солдаты, крестьяне и рабочие имели собственные революционные планы: окончание войны, немедленное перераспределение земель и рабочий контроль на заводах – а Временное правительство не выполнило ни одного из этих чаяний. По мере того как солдаты дезертировали с фронта, крестьяне захватывали землю, а рабочие клялись в верности Советам, чиновники Временного правительства начали разочаровываться в массах, не пожелавших соответствовать либеральным идеям патриотизма и гражданской сознательности. Правительство начало все в большей степени прибегать к принудительным мерам управления, например к использованию военных отрядов для реквизиции зерна – предвосхищая будущую советскую политику [17] Holquist Р. Making War, Forging Revolution: Russia’s Continuum of Crisis, 1914–1921. Cambridge (Mass.), 2002. Р. 109–111. .

Когда в октябре большевики взяли власть, они приняли на вооружение множество военных мер. Последовавшее затем строительство советского государства продолжало тенденции, уже начавшиеся в годы мировой войны, – государственный контроль над экономикой, наблюдение за здоровьем и благополучием населения, надзор и использование государственного насилия против «чуждых элементов». Строительство советской системы началось не просто при отсутствии традиционных институционных ограничителей (парламентов, судов и прав собственности), но на фоне кровавой Гражданской войны, в ходе которой продолжалась тотальная мобилизация людей и ресурсов. Даже когда большевики (с 1918 года называвшиеся коммунистами) победили белые армии, их власть оставалась непрочной: они боролись с крестьянскими восстаниями, пытались установить контроль над окраинами страны и имели дело с «капиталистическим окружением» враждебных иностранных государств. Хотя в 1921 году Ленин продавил экономическую либерализацию, ни он, ни другие члены партии не шли ни на какие политические уступки. Напротив, они хранили бдительность и укрепляли господство коммунистической партии над чрезвычайно централизованным государственным аппаратом. Продолжали существовать такие государственные ведомства, как наркоматы здравоохранения, социального обеспечения и тайная полиция (госбезопасность), никуда не делись надзор военного времени и концентрационные лагеря, ставшие неотъемлемой частью советского государства. В то время как другие воевавшие державы по окончании боевых действий ушли от методов эпохи тотальной войны, советское правительство закрепило их организационно, положив в основу новой государственной системы.

Оказавшись у власти, коммунисты закрепили марксизм-ленинизм в качестве официальной идеологии государства и начали строить социализм. Но в истории еще никогда не было социалистического государства, и никаких проектов такого рода марксизм-ленинизм не предлагал. Все члены ВКП(б) (Всесоюзной коммунистической партии большевиков) были согласны, что нужно ликвидировать капитализм и провести индустриализацию, однако спорили, как именно действовать и в каком темпе. Их задача была тем труднее, что подавляющее большинство населения России составляли крестьяне, а экономическая инфраструктура страны была недостаточно развитой. Различные партийные фракции выдвигали программы создания нового социалистического общества и управления им. Так называемая рабочая оппозиция выступала за рабочую демократию, при которой экономикой руководили бы выборные представители рабочих. Фракция Льва Троцкого отстаивала продвижение революции, основанное на иерархии, дисциплине и милитаризации труда. Ленин отказался от обеих моделей в пользу постепенного подхода – технократического правления в сочетании с ограниченным капитализмом новой экономической политики (нэпа) [18] О попытках Ленина примирить популизм и техницизм и о том, как он все же принял техницистский подход, см.: Priestland D. Stalinism and the Politics of Mobilization: Ideas, Power, and Terror in Inter-war Russia. New York, 2007. P. 63, 88–89. .

Ряд лидеров партии и множество беспартийных специалистов, объединенные общей задачей модернизации и рационализации российского общества, выступали за технократию. Сильная государственная бюрократия, опирающаяся на знания инженеров и агрономов, могла бы направлять технократическое преобразование страны и создать производительный социально-экономический строй. Однако значительная часть коммунистов ненавидела идею постепенности и ограниченного капитализма нэпа, выступая за революционное продвижение к социализму. Кроме того, Сталин и другие испытывали глубочайшее недоверие к «буржуазным специалистам» и желали поставить во главу угла рабочий класс. В рамках ВКП(б) технократическому идеалу противостояло сильное прометеевское течение – вера в то, что освобождение творческой энергии рабочих подтолкнет страну вперед. Освобожденные от оков капиталистической эксплуатации, рабочие уже не были ограничены техническими соображениями и могли разорвать цепи даже самого времени [19] Согласно советскому лозунгу 1930-х годов, рабочие могли «выполнить пятилетку в четыре года». О времени в представлении лидеров партии и о его революционной трансцендентности см.: Hanson S . Time and Revolution: Marxism and the Design of Soviet Institutions. Chapel Hill, 1997. .