Дайана Койл - ВВП. Краткая история, рассказанная с пиететом

Едва ли возможно сказать, где среди этих четырех вызовов причина, а где следствие, но со всеми ними послевоенной экономической модели пришлось познакомиться одновременно – в начале 1970-х годов. Они слились воедино в капиталистический кризис, уступавший по глубине только Великой депрессии и великому финансовому кризису наших дней.

1968 год стал знаковым. На улицах городов США, Франции и Чехословакии молодежь вступила в столкновения с полицией и войсками. По всему миру начался бурный рост национально-освободительных движений. В современном мире революции стали делать не отчаявшиеся бедняки, а люди, вкусившие плоды экономического процветания. Пропустить лекции, а вместо них пойти бросать камни в полицию и бегать от слезоточивого газа – это роскошь, доступная только тем молодым людям, которых жизнь не заставляет отчаянно искать работу. Схожим образом эксперименты с наркотиками, свободная любовь, освобождение себя как личности, самопознание – все это возможно лишь в процветающей экономике. К 1968 г. необычайно высокие темпы роста продолжались уже в течение четверти века.

Цифры ВВП позволяют оценить масштаб изменений: уровень жизни в западных странах утроился по сравнению с 1950 г. [53]Как следствие, безработица упала до рекордно низких значений. Найти работу мог каждый, стоило ему только захотеть. Мужчина мог прокормить семью в одиночку, имея достаточно стабильное, хорошо оплачиваемое рабочее место и гарантированную пенсию. В 1970 г. в странах ОЭСР уровень безработицы составлял от 0,5 до 4 % (можно сравнить это с 4 % в Швейцарии и 25 % в Греции и Испании в 2012 г.).

Но одни цифры ВВП не позволяют оценить благополучие, достигнутое по итогам послевоенного периода. Период с 1945 до конца 1960-х годов изобиловал открытиями: были найдены новые способы борьбы с некогда смертельными или тяжелыми по своим последствиям заболеваниями, такими как полиомиелит и оспа; изобретены пероральные контрацептивы; стали доступными гражданские перелеты и отдых за границей по выходным, цветное телевидение, телефоны, современная бытовая техника; были изобретены синтетические волокна, текстильные застежки, нейлон и т. д. Даже самые, казалось, мелкие вещи приводили к значительному повышению благосостояния потребителей. К примеру, фирма DuPont продала почти 8 тыс. пар нейлоновых колготок в первый же день их появления на рынке, 15 мая 1940 г., а к концу первого года продаж – 64 млн пар. Когда в следующем году запасы нейлоновой пряжи были пущены на потребности военной промышленности и колготки исчезли с прилавков, женское население было вне себя от ярости [54].

Трудно переоценить, насколько сильно повлияли научно-технические открытия на повседневную жизнь того периода. Возможно, один пример даст более цельную картину. Пенициллин был лабораторно открыт в 1928 г. Александром Флемингом. В течение 1930-х годов были осуществлены его медицинские испытания. В 1942 г. спасительный антибиотик впервые поступил на рынок благодаря компании Merck: драгоценная доза в 5,5 г (что составляло половину от всего запаса препарата в США на тот момент) была использована для лечения пациента со стрептококковым заражением крови. К 1950 г. пенициллин вошел в массовое производство, и его цена упала до 4 центов за дозу, что было равно цене одной шестнадцатой галлона молока [55]. Дело было не только в том, что инновации хлынули потоком, они становились доступными для большого числа людей. Как подметил историк экономики Дэвид Лэндес, в 1836 г. Натан Мейер Ротшильд был богатейшим человеком мира, но это не спасло его от смерти в результате заражения – антибиотиков тогда еще не изобрели [56].

Вот это и были последствия роста ВВП.

Так что же случилось в конце 1960-х годов? Почему это десятилетие завершилось столкновениями студентов, бросавших камни и самодельные коктейли Молотова в полицию, забастовками рабочих и ажиотажным спросом на продовольствие среди населения?

Как это часто бывает, причины бед кроются в природе предыдущих достижений. В некотором смысле, мир объелся экономического роста. Инструменты управления спросом стали выглядеть слишком зазывно, и их стали применять для стимулирования экономики всякий раз, когда надвигался экономический спад. Снижение процентных ставок и дополнительные бюджетные расходы (или снижение налогов) стали привычными средствами для смягчения спадов и поддержания занятости на высоком уровне. Политики и чиновники представляли себе экономику в качестве механического аппарата, сродни машине Филлипса, которую экономист построил, чтобы на физической модели отразить кругооборот дохода в системе национальных счетов (см. гл. I наст. изд.). Мощный послевоенный рост, казалось бы, подтверждал их выводы; однако они не учли, что показатель ВВП по определению должен повышаться, по крайней мере в краткосрочном периоде, под действием этих рычагов экономической политики. Определение ВВП было построено в соответствии с моделью работы экономики, описанной Кейнсом. А вместе с тем – уж такова человеческая природа и устройство политики – инструменты управления макроэкономикой гораздо реже применялись с обратной целью, чтобы сдержать экономический подъем, зато их сразу же доставали при первых же признаках экономического кризиса. Люди все больше привыкали к экономическому росту и отвыкли от мысли, что могут остаться без работы. Они ожидали ежегодного повышения зарплаты, и эти ожидания только укрепились, когда инфляция начала расти. В странах и отраслях экономики с сильным профсоюзным влиянием, объединения работников действовали в соответствии со своими задачами, а именно: требовали повышения оплаты труда для своих членов. В некоторых странах, в том числе Великобритании, начались яростные схватки между профсоюзами, с одной стороны, и правительством и работодателями – с другой. Ожесточенные забастовки приводили к нехватке продовольствия (включая хлеб, когда работу прекращали хлебопекарни), горам мусора на улицах и частым отключениям электроэнергии. До тех пор, пока экономика чувствовала себя уверенно, у работодателей не было серьезных причин отказывать в повышении зарплат, поскольку они могли переложить более высокие затраты на рабочую силу посредством повышения цен на своих потребителей, что влекло за собой новые требования повышения заработной платы. Цепочка положительных обратных связей, связывавшая уверенность среди экономических агентов, инвестиционный спрос и рост ВВП, превратилась в порочный круг зарплатных ожиданий и цен, низкого роста или даже рецессии. Повышение цен на нефть, объявленное ОПЕК после арабо-израильского конфликта 1973 г., тоже подстегнуло цены на различные товары и еще больше накалило стагфляцию. Формула сложных процентов подразумевает, что эффект от замедления средних темпов роста быстро накапливается. Если ВВП растет на 4 % в год (темпы роста в США в 1960-х годах), то его удвоение произойдет через 17 лет; если на 3 % в год, то через 24 года; если на 2 %, то лишь через 35 лет. Следовательно, если среднегодовые темпы роста замедляются на один процентный пункт, как это произошло в 1970-х годах, эффект быстро дает о себе знать.