Джон Куиггин - Зомби-экономика. Как мертвые идеи продолжают блуждать среди нас

В истории идей часто оказывается, что за моментом их всеобщей славы сразу следует головокружительное падение. Так было с ортодоксальным кейнсианством, которое оказалось на пике своего влияния в конце 1960-х годов. Так произошло и с изящной теоретической системой, которая пришла на смену кейнсианству. Название этого подхода вызывало трепет: «динамическое стохастическое общее равновесие» (dynamic stochastic general equilibrium, для своих – просто DSGE). Победное шествие этой красивой теории было бесцеремонно оборвано глобальным экономическим кризисом. И теперь она живет в виде зомби.

В конце XIX века лидер британский либеральной партии сэр Уильям Харкорт произнес: «Мы теперь все социалисты». Речь шла о радикальной земельной реформе, которая была отвергнута как «социалистическая» в момент первого появления в парламенте, но через пару лет, когда Харкорт произносил свое изречение, уже стала общим местом. Фразу Харкорта можно было бы отнести ко всему направлению экономической и социальной политики, которое развивалось в Британии (и других странах) с 1867 года, когда была проведена парламентская реформа, давшая многомиллионному рабочему классу право голоса (женщины, однако, добились этого лишь после Первой мировой войны), вплоть до кризиса 1970-х годов. Идеи, раньше представлявшиеся немыслимыми для парламентской политики – начиная с прогрессивного налогообложения и заканчивая государственной собственностью на объекты инфраструктуры, – «проходили» этап политических разногласий, чтобы затем укорениться в качестве институтов. [45]

Остроумная формула Харкорта наиболее емко описывает, как некогда радикальные идеи в итоге становятся общепринятой точкой зрения. Поэтому ее так часто и склоняли на все лады.

Одна из самых примечательных вариаций на тему Харкорта прозвучала в журнале Times в 1965 году, где в контексте успешного применения фискальной политики для стабилизации экономики говорилось: «Мы теперь все кейнсианцы». Автором этого высказывания был величайший современный критик Кейнса – Милтон Фридмен (который, правда, позднее сказал, что его фраза была неверно истолкована). Еще более известной она стала после того, как в 1971 году ее произнес Ричард Никсон.

Но если Харкорт говорил это на заре векового процесса реформ, которые действительно поставили экономическую политику на социалистический или, по крайней мере, социал-демократический путь, то заявление Никсона ознаменовало конец эпохи доминирования кейнсианства.

На самом деле Никсон ссылался на неприятие Кейнсом золотого стандарта (этого «пережитка варварства»), чтобы обосновать отвязку доллара США от золота. Золотой стандарт был отличительной чертой Бреттон-Вудской системы фиксированных валютных курсов, которая после Второй мировой войны позволяла по-кейнсиански управлять экономикой. Результатом никсоновского решения стало не создание системы устойчивых валютных курсов, которые вместо золота опирались бы на определенную товарную корзину, что изначально и предлагал Кейнс, а полный демонтаж Бреттон-Вудской системы и переход к системе плавающих валютных курсов, сторонником которой являлся главный критик кейнсианской экономики Милтон Фридмен.

В течение 1970-х годов Фридмену и его единомышленникам, базировавшимся в Чикагском университете, удалось одержать несколько политических и интеллектуальных побед над сторонниками Кейнса. После того как попытки стабилизировать экономику с помощью кейнсианских фискальных мер провалились, государства во всем мире обратились к лекарствам, рекомендуемым Фридменом, главное место среди которых принадлежало контролю над предложением денег.

Одержимость экономистов предложением денег в те годы позволила ведущему представителю кейнсианства Роберту Солоу выпалить такую остроту: «Все напоминает Милтону Фридмену о предложении денег. Мне, например, все напоминает о сексе, но я же не пишу об этом в своих статьях».

Таргетирование предложения денег работало не слишком хорошо и вскоре было заменено управлением процентными ставками, однако это не помешало дальнейшему росту влияния представителей Чикагской школы. Их критика попыток государства стабилизировать макроэкономическую ситуацию и исправить провалы рынка в отдельных отраслях имела многочисленных сторонников.

Ведущие кейнсианцы признали за Фридменом правоту в главных вопросах: источником инфляции является предложение денег; макроэкономическая политика способна влиять на реальные переменные, такие как уровень занятости и безработица, только в краткосрочном периоде. [46]

Ответом на интеллектуальное и политическое поражение кейнсианства в 1970-х годах стало создание «неокейнсианской экономической теории». Главный замысел состоял в том, чтобы из небольших отклонений от предпосылки о конкурентной структуре рынков, лежащей в основе неоклассической модели экономики, вывести объяснение происходящих время от времени подъемов и рецессий и обосновать умеренную стабилизационную политику, которую центральные банки проводили в период «великого смягчения».

Поскольку неокейнсианцы в основном населяли (и продолжают населять) экономические факультеты университетов на восточном и западном побережье США (Гарвард, Беркли и др.), а их интеллектуальные оппоненты имели наибольшее влияние в университетах, располагающихся в кругу озер (университеты Чикаго и Миннесоты), с подачи Роберта Холла для описания двух различных точек зрения стали применяться понятия «школа соленой воды» и «школа пресной воды».

Несмотря на свои первостепенные заслуги в критике кейнсианства, Фридмен никогда не был настоящим «пресноводным» экономистом. Очень важно, что, будучи противником активного использования фискальной политики, он выступал за денежную политику как инструмент поддержания среднесрочной экономической стабильности.

Интеллектуальные последователи Фридмена, принадлежавшие к «пресноводной» школе, постарались довести его аргументы до логического конца, утверждая, что макроэкономическая политика не может дать даже того скромного результата, о котором говорил Фридмен. Они взялись доказать, что вмешательство государства способно лишь внести еще большую неопределенность в экономическую систему и что происходящие без государственного вмешательства подъемы и спады – это на самом деле благотворные явления, которые отражают приспособление экономики к изменениям в технологиях и предпочтениях потребителей. Среди получившихся в результате моделей наибольшую известность приобрела теория реальных экономических циклов.