Питер Хизер - Великие завоевания варваров. Падение Рима и рождение Европы

На фоне этой трехскоростной Европы (см. карту 1), в соответствии с компаративными исследованиями миграции, следовало бы ожидать притока населения из менее развитых регионов в более развитые (то есть на юг и запад). И в римский период – первые три века – происходит именно это. Экономические и социально-политические структуры более развитой империи поглощали население из менее развитых соседних регионов самыми разными способами, в особенности из соседних, преимущественно германоязычных постъясторфских регионов. Многие входили в империю добровольно, в роли рекрутов для римской армии, – или недобровольно, рабами, необходимыми для ее экономики. Эти миграционные потоки хорошо известны и не требуют дальнейшего обсуждения. Однако более крупный и стабильный приток германского населения во II–III веках также входит в эту категорию, в том смысле, что те группы тоже двигались преимущественно на юг и запад к более развитой Европе. Полное понимание их истории, однако, требует знания о том, как более тесные контакты с Римской империей со временем изменили трехскоростную модель развития, превалировавшую в самом начале тысячелетия.

Во-первых, военные и политические структуры Рима во многом объясняют географически асимметричный результат германской экспансии в эти годы. Силы, стоявшие за ней, действовали на всей территории, находившейся под контролем германцев, но образовавшиеся миграционные потоки оказали наибольшее влияние на земли к юго-востоку и в особенности к северу от Черного моря, а не на юго-запад. На юго-западе германцы захватили лишь Декуматские поля, не продвинувшись дальше, – жители покинули Восточную Дакию, и политические структуры к северу от Черного моря были полностью перестроены. Масштаб миграции в каждом из этих направлений вряд ли был одинаков, однако это же и объясняет, почему они достигли разных результатов. Потоки на юг и восток выступали против клиентов Рима в приграничной зоне, а не напрямую против военной мощи империи. В результате вероятность успеха была гораздо выше, чем на юго-западе, где приходилось сталкиваться непосредственно с римскими легионами.

Почему успешные предводители этих потоков стремились поселиться у границ империи, а не двинуться через нее, также объясняется отчасти взаимодействием с римским миром в первые два века и. э. Оперирование торговыми механизмами (как при перевозке на дальние расстояния предметов роскоши, так и при торговле с соседями продукцией сельского хозяйства), перспективы грабежа богатых римских земель и склонность империи способствовать процветанию своих клиентов посредством регулярных выплат означали, что в первые два века существования империи новые богатства скапливались при дворах германских королей, находившихся в непосредственной близости к границе. Трехскоростная Европа таким образом получила четвертую передачу – в виде внутренней приграничной зоны клиентов и федератов, которые были богаче своих бывших собратьев на образовавшейся внешней периферии постъясторфской Европы. Дело было не только в том, что военные действия было безопаснее вести на землях за границей империи, но и в том, что двухвековой опыт взаимодействия с Римом и последующее накопление богатств сделали приграничную зону привлекательной мишенью для хищнической экспансии. До того как процессы развития вступили в действие, у амбициозных германских вождей не было причин уходить с севера Центральной Европы на юг или с земель к северу от Карпатских гор на юго-восток, поскольку потенциальные прибыли были бы минимальными.

Такая трактовка событий конца II–III века также объясняет кажущуюся странной форму, которую принимали по крайней мере некоторые миграционные единицы, участвовавшие в этих потоках. Описанная в письменных памятниках первая попытка зачерпнуть из источника новых богатств, скапливающихся у имперских границ, приняла форму набега. Когда власть вождя маркоманов в Богемии, Ванния, начала ослабевать по причине старости, его изгнанный соперник сумел собрать войско в Центральной Польше (возможно, взяв и людей с севера), чтобы разграбить его двор, большую часть богатства которого составляли дипломатические выплаты и доля предводителя от доходов римских торговцев. Я не могу это доказать, однако готов поспорить, что это лишь один пример из множества и подобное происходило очень часто. Однако быстрые набеги были не самым эффективным способом заполучить богатства, теперь стекающиеся в приграничные земли. По причинам, связанным прежде всего с торговлей, римскими дипломатическими методами и даже легкостью, с которой можно было грабить римские территории, лучшие возможности получить прибыль из новых связей с империей представлялись в непосредственно приграничной зоне, и, если честолюбивые вожди народов, живших на внешней периферии, желали разбогатеть, им оставалось только попытаться переселиться в приграничье. Поэтому не приходится удивляться тому, что набеги во II–III веках сменились миграцией – более амбициозные вожди и их последователи с внешней периферии стремились взять под свой контроль новые источники богатства, исходящего из Рима и скапливающегося в варварской Европе.

Но к концу I века н. э. вблизи границы не было потенциальных теплых местечек, которые бы не были уже заняты тем или иным вождем, и их жители вряд ли бы отказались от своей крайне выгодной позиции без боя. Следовательно, чтобы прочно обосноваться у границ Рима, было необходимо разрушить уже существующие там политические образования. Это объясняет, почему миграционные потоки II–III веков в конечном итоге включали в себя немалые военные силы, исчисляемые тысячами воинов, а не просто отряды в сто – двести человек. Такие отряды хороши для набегов, но их недостаточно для того, чтобы переформировать политическое образование, а потому у амбициозных выходцев с внешней периферии не оставалось иного способа достичь цели, кроме как собрать крупное войско.

Стоит приостановиться, чтобы поразмыслить над этой формой миграционной экспансии в свете более современных и лучше документированных примеров. Такого рода намеренное хищническое вторжение со стороны тысяч вооруженных индивидуумов сейчас, как правило, не встречается, и поэтому некоторые утверждают, что и в прошлом его быть не могло. На это можно возразить, что, во-первых, такие действия хоть и не часто, но имели место в современном мире – точно такая же форма миграционной активности наблюдается у буров времен Великого трека. В их случае отряды могли быть меньше, поскольку у них было колоссальное преимущество над зулусами и матабеле в виде огнестрельного оружия. Во II–III веках любое технологическое преимущество было бы на стороне племен с внутренней периферии, поскольку они могли закупать римское оружие и снаряжение, поэтому вторгающиеся на их земли войска должны были не уступать в численности тем, которыми распоряжались правители приграничных государств.