Эмили Дункан - Жестокие святые

– Что это?

– Сосуд, камера, ловушка, – сказала она. – С Велесом внутри. Он назвал тебе свое имя? Нет, он любит таинственность. Тайны всегда кажутся более привлекательными, когда они окутывали кого-то, обладающего божественностью.

Надя закрыла глаза. Она не понимала, что происходило.

– Ты слышала о нем? Полагаю, что нет. Завеса поднялась, и Велес вырвался. Скорее всего твои боги вздохнули с облегчением, что он вновь оказался здесь. Ты не чувствуешь присутствия своих богов, потому что король окружил волнами магии Транавию. Как ты думаешь, почему он похитил столько молодых талантливых магов крови и выкачал из них силу? Он перекрыл любой доступ к богам, готовясь к своей конечной цели. Эта завеса, эта тьма подпитывалась годами.

Холод усилился настолько, что Надина кожа покрылась инеем, а осколок льда впился ей в живот. Его конечная цель, какой-то секрет, обнаруженный Малахией, который король захотел претворить в жизнь. Сила.

– Проблема не в завесе, – пробормотал Малахия.

Пелагея не обратила на него внимания.

– В твоем мире тебе вдалбливали две вещи, – сказала Пелагея.

Она соскользнула с подлокотника и откинулась на спинку кресла, в котором раньше сидел Малахия.

А он прислонился к камину и скрестил руки на груди.

– Что есть божественные чары, которые, конечно же, хорошие. И есть их магия. Магия крови. Ересь.

– Это просто магия, – возразил Малахия.

– Не думаю, что она хотела это от тебя услышать, – нараспев проговорила Пелагея.

Надя покосилась на него. Разве не это он пытался показать ей с их первой встречи? Разве не об этом он говорил, когда они сидели в святилище у дороги? Он пытался показать ей какую-то форму свободы – свою форму свободы, – и она до сих пор обдумывала его слова и сомневалась.

– Но есть еще и моя магия, и она исключительная, потому что ведьма – это девушка, которая осознала, что ее сила принадлежит ей.

Надя остановила себя еще до того, как руки потянулись к четкам, которых у нее сейчас не было.

– Что ты имеешь в виду? – прошептала она.

Хотя ей вовсе не хотелось знать. Она не собиралась предавать своих богов. Она не желала этого.

Надя вытянула руку вперед, и вокруг ее пальцев заплясали язычки пламени.

– Это неправильно.

– Это магия.

Надя покачала головой.

– Ты пришла сюда, чтобы убить короля и изменить мир, – произнесла Пелагея. – И без сомнений, одно последует за другим. Но как ты собираешься это сделать? Как собираешься обойти тот факт, что твой Chelvyanik sterevyani не контролирует собственный орден?

Малахия заскрежетал зубами. И Надя почувствовала некоторое облегчение. Ведьма сказала это, чтобы посеять еще больше раздора, но, возможно, раз он не контролировал Стервятников, то это означало, что он помогал ей? Она ненавидела себя за тлеющий в груди огонек надежды.

– Ты затеяла этот разговор, чтобы посмеяться над нами и сказать, что наша цель невыполнима? – спросил Малахия.

«Нами». «Наша». Надя встретилась с ним взглядом. Она чувствовала себя разбитой на тысячи осколков и не понимала, что с ними делать.

Нет, она знала. Ей нужно просто позволить ему продолжить игру. Она притворится, что ему все сошло с рук, а сама станет держаться на расстоянии и получать ответы.

– Конечно. Но это не все. Я собираюсь помочь, потому что вам это просто необходимо.

Внезапно настойчивый стук в покои ведьмы заставил их всех насторожиться. А затем из-за двери донесся до ужаса знакомый голос:

– Пелагея? Мне нужно с тобой поговорить.

И конечно же, это оказался принц.

Серефин, Остия и Кацпер застыли у двери в комнаты ведьмы, из-за которой доносился шум. И прежде чем открылась дверь, принц услышал приглушенные голоса.

– Если сейчас неподходящее время, я могу… – начал он, но замолчал.

Во-первых, Серефин понимал, что даже если ведьма сейчас не может разговаривать, он не станет ждать или возвращаться. У него не было на это времени. Во-вторых, дверь открыл тот, кого он и вовсе не ожидал увидеть.

– Малахия?

Юноша по ту сторону двери удивленно заморгал, и что-то неопределенное промелькнуло на его лице.

Серефин сразу понял, что Малахия его не узнал.

Кузен пропал, когда они были еще детьми. Тетя вела себя так, словно он умер, поэтому Серефин решил, что с ним произошел несчастный случай, о котором не хотели говорить. Но долговязый юноша, стоявший в дверях покоев ведьмы, оказался повзрослевшей версией того диковатого мальчика, с которым Серефин играл в детстве.

– Твой… Ваше превосходительство? – спросила Остия, явно пытаясь заполнить повисшее между юношами неловкое молчание.

Малахия приподнял бровь.

– Да?

– Это неожиданно.

Серефин почувствовал, как внутри у него все сжалось, когда Малахия ответил на почтительное обращение к Черному Стервятнику острозубой улыбкой. «Как он мог стать им?»

Малахия оттолкнулся от дверного косяка и подмигнул Серефину.

– Моя наместница сообщила мне, что вы интересовались моим здоровьем. Я очень тронут.

– Какая интрига! – донесся до Серефина голос Пелагеи. – Уйди с дороги, sterevyani bolen, впусти своего принца.

– Как он может быть моим принцем, если его отец не мой король? – заметил Малахия. – Несколько минут назад ты сама указала на это.

Но он все же открыл дверь пошире и, бросив на Серефина еще один странный взгляд, отступил на шаг. На тахте у камина сидела Йозефина. На ее руках и лице виднелась кровь.

Серефин тут же почувствовал тошноту. Ему следовало проводить ее до покоев, а не оставлять одну. Должно быть, Стервятники схватили ее, как только она вышла в коридор.

Малахия шагнул к ней, но, наткнувшись на ее ледяной взгляд, свернул к камину и прислонился к нему. Йозефина подтянула колени к подбородку и, наконец, встретилась взглядом с Серефином. А затем неуверенно ему улыбнулась.

– Йозефина, я думал… – Серефин умолк. – Рад видеть вас в добром здравии.

– Она была в куда более плачевном состоянии, когда я нашел ее. Ты знаешь что-то об этом? – спросил Малахия, а затем чуть наклонил голову, ожидая ответа.

«Он дразнит меня? – недоумевал Серефин. – Он не узнает меня». Что-то сжалось в его груди. Ему не давало покоя, что этот юноша – его кузен – не узнавал его и считал лишь раздражающим Верховным принцем.

Серефин почувствовал, как у него начала болеть голова. Он так устал , что рухнул в кресло, не заботясь, что показывает Стервятнику, насколько измучен. Он будет сражаться с ним позже, если останется в живых.