Холли Блэк - Жестокий принц

Но, вероятно, могла бы попробовать.

– Что мы станем делать в мире смертных? – задаю я ей вопрос.

Виви улыбается и подталкивает ко мне тарелку с бутербродом.

– Ходить в кино. Ездить по городам. Научимся водить машину. Очень многие из фейри не появляются при Дворе и не занимаются политикой. Мы можем жить как захотим. На чердаке. На дереве. Где захочешь.

– С Хизер? – беру бутерброд и откусываю большой кусок. Ломтики баранины с квашеной зеленью одуванчика. В животе у меня урчит.

– Надеюсь, – отвечает она. – Поможешь мне объяснить ей, что к чему.

До меня впервые доходит, что она, сама того не зная, бежит не для того, чтобы жить по-человечески. Она полагает, что мы станем жить как лесные феи среди смертных, но не с ними. Будем снимать сливки с их чашек и таскать монетки из карманов. Но не станем устраиваться на нудную работу и оседать на одном месте. По крайней мере, она не станет.

Интересно, что об этом подумает Хизер?

Так или иначе с Карданом мы разберемся, а что потом? Даже если я разгадаю загадку писем Балекина, то для меня все равно нет хорошего места. Двор теней будет распущен. Тарин выйдет замуж. Виви убежит. Я могу исчезнуть вместе с ней. Может, попробую узнать, что потеряла, и начать заново.

Надо подумать о предложении Таракана отправиться с ними к другому Двору. Начать заново, но в Фейриленде. Оба варианта мне не очень нравятся, но что еще здесь делать? Я думала, когда окажусь дома, у меня появится план, а его до сих пор нет.

– Никак не могу бежать сегодня ночью, – поколебавшись, сообщаю Виви.

Она охает и кладет ладонь на сердце.

– Ты должна все серьезно обдумать.

– Есть кое-какие дела, которые надо закончить. Дай мне один день. – Я снова торгуюсь из-за одной и той же вещи – из-за времени. Через день я улажу дела с Двором теней. Будет достигнуто соглашение по поводу Кардана. Так или иначе, все утрясется. Выжму из эльфов плату, какую смогу. И если план так и не появится, придумывать его будет поздно. – Что такое один-единственный день в твоей вечной, бесконечной жизни?

– Один день для решения или один день, чтобы собрать вещи?

Снова откусываю от бутерброда.

– И то и другое.

Виви закатывает глаза.

– Но помни, в мире смертных не будет тех путей, которыми ты ходишь здесь. – Она идет к двери. – Ты не сможешь жить там, как здесь.

Слышу ее шаги в коридоре. Жую бутерброд. Глотаю, но вкуса больше не чувствую.

А что, если путь, которым я иду, – мой путь? Что, если у меня свой путь, не похожий на другие?

Достаю из кармана королевское кольцо Кардана и держу на ладони. У меня не должно быть этого кольца. Смертные руки не должны его касаться. Даже смотреть на него вот так, вблизи, кажется неправильным, хотя я все равно смотрю. Золото наполнено насыщенным красноватым оттенком, а ободок кольца отполирован от постоянного трения о пальцы. В печатке застрял крошечный кусочек воска, и я пытаюсь ногтем выковырять его. Интересно, сколько это кольцо может стоить в мире людей?

И не успев подумать, что не стоило этого делать, надеваю его на свой недостойный палец.

На следующий день просыпаюсь после полудня со вкусом яда во рту. Я уснула прямо в одежде, обняв ножны с Закатом.

Хотя мне этого делать и не хочется, крадусь к двери Тарин и стучусь. Нужно сказать ей кое-что до того, как мир опять перевернется. Хочу, чтобы между нами все стало ясно. Однако никто не отзывается, а когда я поворачиваю ручку двери и заглядываю, то вижу, что комната пуста.

Спускаюсь вниз, в покои Орианы, в надежде, что она подскажет мне, где Тарин. В открытую дверь вижу, что она на балконе, смотрит на деревья и озеро за ними. Ветер раздувает полы тонкого платья и взбивает ее волосы, и они трепещут за спиной, как бледное знамя.

– Что вы делаете? – спрашиваю я, заходя в комнату.

Ориана удивленно оборачивается. Легко понять – я к ней раньше не заходила.

– Когда-то у моего народа были крылья, – отвечает она, и в ее голосе сквозит тоска. – И хотя я никогда крылья не носила, чувствую, как их не хватает.

Уж не хочет ли она подняться в небо и улететь подальше от всего этого, раздумываю я.

– Вы видели Тарин? – Столбы возле ложа Орианы обвивает виноград, стебли у лозы ярко-зеленые. Над постелью, источая насыщенный аромат, висят охапки голубых цветов. Кажется, и присесть некуда – повсюду растения. Трудно представить, что Мадоку здесь удобно.

– Она уехала в дом своего суженого, но завтра они прибудут в усадьбу Верховного Короля Балекина. Ты тоже там будешь. Он устраивает пир для твоего отца и нескольких правителей. Мы рассчитываем, что вы не будете проявлять такой враждебности друг к другу.

Даже думать не могу обо всем этом ужасе и несуразице – платья из паутины, тяжелый запах эльфийских фруктов, висящий в воздухе, не говоря уже о том, что придется делать вид, будто Балекин нечто большее, чем убийца и чудовище.

– Оук поедет? – спрашиваю я и тут же чувствую укол боли и сожаления. Если я убегу, то не увижу, как вырастет мальчонка.

Ориана стискивает ладони, подходит к туалетному столику. Здесь висят ее драгоценности: длинные бусы из необработанного хрусталя, перемежаемого пластинками агата, ожерелье из лунного камня и кровавика, опаловая подвеска, горящая на солнце, как огонь. А на серебряном подносе рядом с парой рубиновых сережек в форме звезд лежит золотой желудь.

Золотой желудь, близнец того, что я нашла в кармане платья, которое мне дал Локк. То платье принадлежало когда-то его матери. Лириопе. Матери Локка. Думаю о ее сумасбродствах, веселых нарядах, о ее покрытой пылью спальне. О том, как желудь раскрылся и в нем оказалась говорящая птичка.

– Я пыталась убедить мужа, что Оук слишком мал и будет очень скучать на обеде, но Мадок настоял, чтобы он ехал. Может, тебе удастся сесть возле него и занять чем-то интересным.

Размышляю об истории Лириопы, которую рассказала мне Ориана, когда поверила, что я стала достаточно близка к принцу Даину. Вспоминаю, что Ориана, до того, как стать женой Мадока, была супругой Верховного Короля Элдреда. Почему ей пришлось так быстро снова выходить замуж? Что она хотела утаить или спрятать?

Я думаю о записке, найденной на столе Балекина, о той, что была в руке у Даина, о сонете, воспевающем даму с волосами цвета утренней зари и глазами, как звезды.

Вспоминаю, что сказала птичка:

Друг мой дражайший, ты слышишь прощальные слова Лириопы. У меня три золотые птички. Три попытки доставить хотя бы одну в твои руки. Принимать противоядие уже поздно, а потому, если ты слышишь это, я оставляю тебе бремя моих секретов и последнее желание моего сердца. Защити его. Увези подальше от опасностей этого двора. Сбереги его и никогда, никогда не рассказывай правду о том, что случилось со мной.