Сара Маас - Башня рассвета

Ириана подумывала отменить урок. Даже упрекала себя за шальную мысль попросить Шаола отправиться в Торру.

Но… пять часов. Пять часов непрекращающейся боли его не сломили.

Наверное, только поэтому она и отказалась от предложения поесть вместе. Если он не сломался, она тоже не сломалась, и заботливость бывшего адарланского капитана не заслонила от нее того, кому он служил.

– Встретимся в главном дворе на рассвете.

Надо же, сколько сил требует обыкновенная ходьба. Но у нее они должны найтись. Шаг за шагом. Потом будет легче.

Ириана вышла, оставив Шаола одного в гостиной и зная, что он смотрит ей вслед.

Пять часов нестерпимой боли, и не только телесной. Ириана это знала. Когда она билась в стену тьмы с внешней стороны, эта же тьма показывала Шаолу жуткие картины со стороны внутренней. Ириана ловила лишь отблески. Ей они не говорили ничего, но, судя по ощущениям, это было похоже на воспоминания. На кошмары. Возможно, на то и другое.

И тем не менее Шаол ни разу не попросил ее остановиться.

Ириана брела по дворцовым коридорам и пыталась разгадать причину его стойкости. Ну хорошо, господин Шаол, как любой солдат, умел справляться с болью. Это с телесной. А с душевной? В мозгу Ирианы крутилась странная мысль: возможно, Шаол чувствовал, что заслужил эту боль.

У него болело все.

Шаол запретил себе думать об увиденном. Об ужасающих картинах, мелькавших в мозгу, пока телесная боль вгрызалась в него, крушила и выжигала. Никаких мыслей о том, что и кого он видел… Тело на постели. Черный ошейник, опоясавший горло. Отрубленная голова, катящаяся по полу.

Он не мог избавиться от видений. Они сопровождали его все пять часов, пока Ириана сражалась с его раной. Всплески боли. Повторяющийся кошмар видений. Кляп во рту лишь отчасти приглушал его крики, вопли, стоны. Все звуки, исторгающиеся из горла.

Ириана работала, пока сама не сползла на пол.

Она ушла, оставив его наедине с безмерной пустотой.

Ириана по-прежнему не хотела провести с ним чуть больше времени, чем требовалось на работу. Шаол ее не винил и не обижался на нее. Но ведь не отказалась же она от завтрашней помощи. Он поможет ее девчонкам… пусть не покажет, а хотя бы расскажет, как обороняться.

Шаол ел на том же диване, где оставила его Ириана. Надевать потную и перепачканную маслом одежду не хотелось. Каджа либо не заметила, либо ее такие детали не волновали. А он слишком устал, чтобы думать о приличиях. Когда боль выкручивает все жилы и суставы, уже не до приличий.

Увидев его сейчас, Аэлина бы всласть посмеялась. Когда-то, услышав, что у нее начались месячные, Шаол опрометью вылетел из ее комнаты. Какая щепетильность! Зато сейчас Каджа видит его полуголым, но ему все равно.

На закате вернулась Несарина – раскрасневшаяся, волосы всклокочены и пахнут ветром. Она сдержанно улыбалась, однако Шаолу эта улыбка сказала многое. Похоже, Несарине отчасти удалось наладить отношения с Сартаком. Быть может, капитан Фелак добьется того, что не получалось у советника Эстфола, – вернуться на родину с подкреплением.

Шаол собирался поговорить с хаганом о серьезной опасности, которую знаменовало ночное нападение на библиотеку. Но работа Ирианы затянулась, а сейчас он был бы просто не в состоянии говорить с правителем Южного континента. Тем более что такие встречи готовились заранее.

Шаол почти не вслушивался в шепот Несарины. Та рассказывала о возможности получить поддержку Сартака, но больше – о полете на удивительной рукке принца. Усталость наступала на Шаола по всем фронтам. Он с трудом держал глаза открытыми. Правда, усталость не мешала ему представить воздушный бой между руккинами Сартака и Железнозубыми ведьмами на драконах. Вот только кто уцелеет в подобных сражениях?

Проваливаясь в сон, Шаол успел произнести заплетающимся языком:

– Несарина, отправляйся на охоту.

Если валгские прихвостни Эравана уже в Антике, дело дрянь. О каждом их с Несариной шаге, о каждой просьбе докладывается непосредственно Эравану. Посланцы валгского короля преследовали Ириану и намеревались с нею расправиться. Спрашивается за что? За ее попытки узнать, кто же такие валги? Или за ее помощь главному советнику адарланского короля? Шаол находился здесь считаные дни, никого толком не знал, чтобы обращаться с просьбами такого уровня. Эту миссию он мог поручить только Несарине.

Она лишь кивнула в ответ. Несарина понимала, почему Шаол буквально выталкивал из себя слова. Он отправлял ее не просто на опасную охоту. Охота была смертельно опасной…

Но ведь в Рафтхоле она уже охотилась на валгов. Несарина деликатно напомнила ему об этом. Шаол был готов уснуть прямо на этом диване. Тело наливалось тяжестью, становясь чужим. И все-таки он прошептал:

– Будь осторожна.

Шаол не противился, когда она помогла ему перебраться в кресло. Несарина покатила кресло в спальню. Там он попытался сам переместиться на кровать, но руки не держали. Сквозь пелену дремы он едва ощущал, как Несарина и Каджа перетащили его туда, будто мешок.

Ириана никогда так не делала. Не возила его кресло, когда он мог сделать это сам. Постоянно говорила о необходимости двигаться.

Интересно почему? Задумываться о причинах у Шаола не было сил.

Несарина пообещала извиниться за его отсутствие на обеде и ушла переодеваться. Шаол еще успел подумать, слышат ли слуги негромкое пение точильного камня, доносящееся из спальни Несарины.

Как она ушла, он не слышал – заснул. Часы в гостиной мелодично отбивали семь.

За обедом у хагана на Несарину почти не обращали внимания. Столь же незаметно она выбралась из дворца на улицы города. При ней был целый арсенал: боевые ножи, меч и лук со стрелами.

Ее не заметила даже супруга хагана.

Несарина пробиралась мимо большого сада камней, когда впереди мелькнуло что-то белое. Это заставило охотницу спрятаться за колонну у входа в сад. Приглядевшись, Несарина поспешно убрала руку с эфеса кинжала.

В белых шелковых одеждах, с распущенными по плечам темными волосами, великая хагания (так именовались жены хаганов) шла по дорожке, вьющейся между каменных нагромождений. Она двигалась бесшумно, словно призрак. Фонарей в саду не было. Единственным источником света служила луна. Хагания брела одна, по пустой дорожке, и ее простое платье выглядело таким же призрачным, как она сама.

Белый цвет – цвет скорби и смерти.

Лицо великой хагании было значительно светлее, чем лица ее детей. Ни румян, ни краски. Безжизненное лицо-маска. Несарине вспомнились слова Сартака: «Мать напрочь потеряла интерес к жизни».

Прячась в тени колонны, Несарина наблюдала за женой хагана. Неудивительно, что та могла гулять только здесь, где нет и намека на зелень и жизнь. Таким изображали ад в сказках и легендах.