Робин Хобб - Волшебный корабль

Откровенность Альтии застала Совершенного врасплох. Он ведь привык видеть в людях лишь способность причинять боль – но не испытывать ее. Эти счастливые создания имеют полную свободу передвигаться и могут по своему собственному желанию обрывать свою жизнь. Возможно ли, чтобы Альтия вправду чувствовала всю ту боль, которую он распознал в ее голосе? В дальних лабиринтах его памяти на миг ожило воспоминание: мальчик, стосковавшийся по дому, горько плакал на своей койке. Совершенный заставил себя не думать об этом.

– Расскажи, – обратился он к Альтии.

Не то чтобы ему очень уж хотелось выслушивать историю ее горестей, просто так легче было поменьше думать о собственных бедах.

Он несколько удивился, когда она вправду начала свой рассказ. Она говорила долго, не утаивая подробностей. Альтия поведала обо всем – и о том, как Кайл Хэвен по сути предал доверившуюся ему семью, и о своей безысходной скорби по поводу кончины отца. Совершенный слушал ее, чувствуя, как уходит последнее тепло послеполуденного солнца, сменяясь вечерним холодком. В какой-то момент Альтия покинула камень, на котором сидела, и прислонилась спиной к его серебристой деревянной обшивке. Вначале он предположил, что она поступила так в поисках тепла, еще сохранявшегося в деревянных досках, но потом ощутил, что прикосновение ее тела придало новый смысл ее словам, подарило сопричастность к тем чувствам, о которых она рассказывала. Все было почти так, как если бы они были родственниками. Интересно, понимала ли она, что тянется к нему за сочувствием, как если бы он был ее собственным живым кораблем? «Скорее всего, нет, – безжалостно оборвал он свою надежду. – Просто я ей где-то как-то напоминаю Проказницу, вот она и пытается совершить такое же взаимопроникновение. И все. А вовсе не потому, что я – это я…»

Так-то. Собственно, он сам – Совершенный – не нужен был никому.

Он постарался это запомнить. И оттого сумел остаться спокойным, когда, выложив ему все и помолчав немного, Альтия сказала:

– Знаешь… мне негде сегодня переночевать. Можно, я посплю у тебя на борту?

Он предупредил:

– Там, наверное, грязно и плохо пахнет. Хотя ты не думай, мой корпус пока еще не разваливается. Просто мне некуда деться от сырости, песка и насекомых.

– Да ладно, Совершенный, меня этим не запугаешь. Уж где-нибудь сухой уголок да найду.

– Тогда давай, – согласился он. И постарался спрятать в бороде проказливую ухмылку: – Если, конечно, тебя не смутит общество Брэшена. Он тут у меня, видишь ли, все время ночует.

– Что?.. – Судя по голосу, новость Альтию не слишком обрадовала.

– Он приходит ночевать почти всякий раз, когда его корабль останавливается в порту. И всякий раз по одной и той же причине. В самую первую ночь он обязательно напивается, а потом обнаруживает, что час слишком поздний. Ему делается неохота платить за несколько часов сна как за целую ночь, и вообще, здесь он, понимаете ли, чувствует себя в безопасности. Он обязательно рассказывает мне, что вот ужо начнет откладывать деньги из своих заработков: дескать, сегодня чуточку поиздержался, но это только сегодня, а когда-нибудь он точно накопит достаточно, чтобы изменить свою жизнь. – Совершенный помедлил, наслаждаясь потрясенным молчанием собеседницы. – Ну и конечно, ничего с этим у него не получается. Назавтра он опять является «на кочерге», с изрядно полегчавшими карманами… и так далее, пока деньги вовсе не кончатся. А как все в корень пропьет – идет наниматься на первый же корабль, где его соглашаются взять. И опять отправляется в плавание!

– Совершенный, – мягко поправила его Альтия. – Может, ты и прав, но это было давно. Брэшен с тех пор успел много лет проработать на «Проказнице». А когда мы приходили в Удачный, он во время стоянок так и жил на борту. Или я не права?

– Ну… да, верно, конечно. Я имел в виду – раньше. В прежние времена. А теперь снова… – И, сам того не желая, сознался: – Время, знаешь ли, петляет и запутывается узлами, когда ты слепой и сидишь в одиночестве…

– Догадываюсь. – Альтия откинула голову, прислонившись затылком к его доскам, и глубоко вздохнула. – Пожалуй, пойду поищу себе уголок, пока совсем не стемнело.

– Пока совсем не стемнело… – медленно повторил Совершенный. – Значит, еще не вполне темно?

– Да. Ты же знаешь, какие долгие сумерки летом. Но вот у тебя внутри, наверное, уже как в погребе, так что не обращай внимания, если я вдруг споткнусь. – Она неловко помедлила, потом подошла прямо к нему. Накрененный корабль лежал, зарывшись в песок, и она легко смогла дотянуться до его руки. Погладила ее, потом пожала. – Спокойной ночи, Совершенный. Спасибо тебе.

Он отозвался:

– Спокойной ночи. – И добавил: – Да, кстати. Брэшен спит в капитанской каюте.

– Ага. Спасибо еще раз.

Альтия полезла на борт, путаясь в юбках. Он слышал, как шуршала ткань. Ткани было много, и она заметно сковывала движения девушки, пробиравшейся по наклонной палубе ко входу в грузовой трюм. «Маленькой девочкой она была такой ловкой…» В одно достопамятное лето она едва ли не каждый день приходила его навестить. Ее дом был где-то там, на склоне горы, как раз над Совершенным; она вроде рассказывала, что сперва идет по лесу, обходя двор, а потом спускается к нему с береговых скал. В то лето маленькая Альтия досконально изучила его, играя на палубах и внутри. Она воображала его собственным кораблем. А себя – его капитаном. И все было прекрасно, пока в один далеко не прекрасный день об этих играх не прослышал ее папенька. Он выследил дочку и застал ее за дружеской беседой с про́клятым кораблем. Ох, как же он наорал на обоих! А потом погнал дочку домой, подстегивая прутом. Долго же после этого она не появлялась на берегу… Потом все же пришла, но с тех пор их свидания стали редкими и короткими – то под вечер, то на рассвете.

Однако в то единственное лето они дружили. Дружили по-настоящему.

И похоже, она по сию пору неплохо помнит, что где у него внутри. Она уверенно пробиралась во мраке, пока не достигла кубрика на корме, где, бывало, команда развешивала свои гамаки. Странно… ее присутствие внутри начало что-то пробуждать в его памяти. Креншо. У него были рыжие волосы, и он все время ворчал из-за еды. Он умер там, в кубрике, и тесак, оборвавший его жизнь, оставил на переборке глубокий след, и кровь впиталась в дерево…

Альтия свернулась клубочком в уголке на полу. Сегодня ночью ей будет холодно. Его корпус в самом деле не гнил, но сырость оставалась сыростью. Совершенный чувствовал, как она лежит внутри, такая маленькая по сравнению с ним. Лежит и не спит. Наверное, ее глаза открыты, она вглядывается в темноту.

Текло время. Может, прошла всего минута, а может, и бо́льшая часть ночи. Трудно сказать. Совершенный услыхал шаги Брэшена, приближавшегося к нему вдоль берега. Корабль отлично знал его походку. Знал и привычку подвыпившего моряка бормотать себе под нос на ходу. Нынче в голосе Брэшена явственно звучала тревога – из чего Совершенный заключил, что у его приятеля кончаются деньги. Завтра он долго будет предаваться самобичеванию, кляня себя за непроходимую глупость, а потом отправится спускать оставшиеся гроши. После чего задумается о новом выходе в море.