С. Гроув - Смертельный туман

Тео сидел совершенно изможденный. Дымка все пыталась выдворить его в комнату отдыхать, но он как пришитый сидел подле Софии и не хотел уходить. Даже когда все прочие уже отправились спать, София и Тео, зарывшись в одеяла перед гаснущим камином, нипочем не желали расстаться. Им столь о многом нужно было поговорить…

Когда минула полночь, Тео так и задремал, уронив голову Софии на плечо. Спустя время она потихоньку высвободилась, бережно уложив его на свернутые одеяла. Попробовала уснуть, но мысли в голове продолжали нескончаемый бег. София пыталась осмыслить все, что случилось в Бостоне в ее отсутствие. Убийство Блая, арест Шадрака и в особенности – долгое противостояние Тео Гордону Бродгёрдлу. Что такого было в Бродгёрдле, если у Тео из-за него душа не на месте? Иначе не скажешь, София видела это в его взгляде. Вслух он только говорил, что знал-де некогда редкостного мерзавца, Уилки Могилу из Пустошей, не имевшего ни малейшего права становиться бостонским премьером. София нутром чувствовала: здесь крылось то-то еще… а Тео не объяснял ничего. У него опять завелись секреты, и это скверно.

«Останемся с глазу на глаз – заставлю всю правду выложить», – решила она, накрывая ладонью здоровое плечо друга, стремясь то ли приласкать, то ли успокоить и защитить. Она чувствовала, как дыхание поднимало и опускало его грудь. Было здорово сознавать: вот он спит здесь, живой… и скоро станет здоровым. Шел уже второй час ночи, когда наконец она сумела заснуть. Спала девочка очень крепко. Казалось, едва прикрыла глаза – и вот уже Дымка выкладывает дрова, собираясь разжигать огонь. София глубже зарылась в одеяла, жмуря против света глаза. Спустя время ее слуха достигли голоса: возле двери во двор разговаривали Дымка, Казанова и Горькослад. Слышался еще четвертый голос, она его не узнавала. И вдруг этот незнакомый голос четко выговорил:

– Шадрак Элли.

София мигом распахнула глаза. Тео рядом с ней не было. Сев, девочка быстро заплела косу. Подобралась к двери, выглянула… Казанова, Дымка и Горькослад сидели у костра с незнакомцем. У того была щербатая улыбка, нос картошкой, седая, ровно подстриженная борода. И совсем лысая голова. Незнакомец обмахивался парусиновой шляпой.

– Доброе утречко! – весело приветствовал он Софию. – Ты, верно, та самая София Тимс! Наслышан, наслышан! Да не от сплетников каких бестолковых, а от самого Майлза Каунтримена, моего бостонского друга и единомышленника!

Улыбнувшись столь неожиданному приветствию, София протянула руку:

– Рада познакомиться…

Бородач подмигнул:

– Позволь представиться! – Он встал и слегка поклонился. – Пип Энтвисл к вашим услугам, леди. Купец, путешественник, поставщик редкостей и диковин!

– И вы тоже знаете моего дядю, Шадрака Элли? Я слышала, вы только что его имя произнесли.

– Еще как знаю, – ответствовал Пип. – Без сомнения, лучший картолог Нового Запада – и, смею добавить, утонченного вкуса человек. У нас с ним общая слабость к монеткам в один пенни.

– Пенни? – удивилась София. – Не припомню, чтобы дядя упоминал…

– Пенни, – подтвердил Пип. – Показать?

София озадаченно покосилась на Дымку. Женщина улыбнулась, предвкушая забаву, и едва заметно кивнула Софии.

– Почему бы и нет, – проговорила та.

Пип выудил из кармана монетку и показал, но в руки не дал.

– Известно ли вам, что первые медные пенни отчеканили в тысяча семьсот девяносто третьем году, еще до Разделения? – (София покачала головой.) – Их не назовешь шедевральными, – продолжал Пип. – Я имею в виду исполнение, а вовсе не замысел. Идея-то всем полюбилась. После Разделения на Новом Западе стали выпускать то, что известно как часовой пенни! – И он показал всем знакомый медный кругляк размером с каштан. – Так вот, особый пенни, которым так интересуемся мы с твоим дядей, немножечко отличается от прочих. Как думаешь, чем?

Он отдал монетку Софии. Девочка стала ее рассматривать, недоумевая про себя, с какой стати вообще весь этот разговор о пенни. На медяке с одной стороны красовался двадцатичасовой циферблат ново-западных часов, с другой – карта штатов.

– Тут что-то… где Верхний Массачусетс, – заметив какое-то включение, сказала София.

– Не в бровь, а в глаз! – возликовал Пип и даже ткнул пальцем в собственную физиономию. – Ювелир с лупой сказал бы, что там засел розовый кварц. Добываемый, кстати, именно в тех местах. Вот нам и думается, что его вполне закономерно в тот регион поместили!

– Почему именно розовый кварц? – спросила София, поняв, что дальнейших объяснений не дождется.

Пип, сияя, подмигнул ей:

– Потому что драгоценные камешки – самая липкая штука на свете, вот почему!

София окончательно перестала что-либо понимать.

– Липкая?..

– Воспоминания к ним липнут, вот я о чем. Они, камушки, только тронь – мигом воспоминания вбирают! Что за дивное свойство!

– Ух ты! – вырвалось у Софии, озаренной неожиданным пониманием. Перевернув монетку, она вновь пригляделась к Верхнему Массачусетсу. – Тут карта памяти!

Пип рассмеялся, ликуя:

– Именно! В общей сложности мы с Шадраком триста штук таких сделали. Я ввел пенни в обращение. С тех пор всякий, кто их трогал, оставлял в розовом кварце немножко воспоминаний. Монеткам ведь свойственно из рук в руки ходить… Так что иногда, со временем, они ко мне возвращаются, и я несу их Шадраку. Какие кладези информации!.. Мы смогли догадаться очень о многом, происходившем здесь и на Территориях, самолично в тех местах даже и не бывая!

– Как же вы их читаете?

– А просто помещаешь большой палец на кварц, указательный на карту, а пальцы другой руки ставишь по краю. Это, как ты понимаешь, чтобы карта пореже считывалась случайно!

Следуя указаниям Пипа, София взяла монетку в обе руки. В голове тут же вспыхнули короткие, но яркие картины. Вот Пип, смеясь, машет кому-то на прощание у порога таверны… Вот неопрятная кухня, полная битой посуды… Деревенская ярмарка: призовые коровы с голубыми ленточками и пироги, выставленные на длинный стол, застланный клетчатой скатертью… Мастерская по ремонту часов и ее хозяин, с лупой в глазу согнувшийся над работой; он рассматривает крохотный механизм часов «с музыкой». И снова Пип, в руке у него сложное приспособление, напоминающее телескоп…

– Чудо какое, – сказала София, возвращая монетку.

– Самоличная придумка твоего дяди Шадрака, – принимая денежку на ладонь, сказал Пип. – Изобретатель, каких мало, вот что я вам скажу! Таких, как он, раз-два и обчелся!

– Мы почему твоего дядю вспомнили, Софочка, – вставила Дымка. – Пип новую карту мне принес.

София вскинула брови. На коленях женщины вправду лежала развернутая карта. Ее с двух сторон изучали Казанова и Горькослад.