Роберт М. Вегнер - Сказания Меекханского пограничья. Восток – Запад

Но даже они не могли опознать, на каких языках он кричал. Не могли даже сказать, каким диалектам те языки подобны.

Но они позволили ему остаться, а когда он очухался, поскольку сны держались подальше от храма, не стали выбрасывать его за порог. Четыре месяца он несколько раз на дню бил в колокол на башне, подметал дорожки, носил воду из колодца, помогал на кухне. Они дали ему храмовые одежды, позволили отпустить волосы. Никто на свете не узнал бы в нем того молокососа, который пятью годами ранее покинул в ночи Понкее-Лаа. Казалось, что он наконец-то обрел покой.

Только вот храм оказался истинной тюрьмой. Он тогда странствовал побережьем только второй год, и ему казалось, что нет ничего худшего, чем провести остаток жизни за стенами. Повседневный ритм давил на него, вместо того чтобы приносить облегчение, ввергал его в бешенство. Наконец однажды ночью он сбежал, никого на будя, и отправился на север.

Работал где придется, если было нужно – воровал и обманывал, но старался поступать так, лишь когда не оставалось иного способа набить брюхо. Во время кражи всегда существовал риск, что его схватят и поместят на несколько месяцев в тюрьму. Вместе с кошмарами, что могли бы тогда до него добраться. Так что он предпочитал наниматься работником за миску каши.

Позже он открыл, что умение читать, писать и вести расчеты – а выучить сие в свое время заставил его Цетрон – имеет в провинции значение большее, чем в городе. Скрибов и сельских писарчуков там было днем с огнем не найти. Он быстро понял, что соответствующая одежда и внешний вид, черный кафтан с красными манжетами и воротником, как и измазанные чернилами пальцы, дают ему работу быстрее, чем расспросы хозяев о возможности нарубить дрова взамен на краюху хлеба. Уходя, империя забрала с собой бо́льшую часть урядников, и многие дела не удавалось обстряпать по-быстрому. Странствуя по городам и весям, он составлял договоры на условия продажи, брачные контракты, писал обращения в суды, вел книги рождений и смертей – если таковые имелись в окрестностях. Трижды он оставался на более долгое время и пытал силы, обучая сельских детишек.

Однако сны всегда догоняли его.

Лишь однажды он попытался искать помощи. По совету местных отправился к знахарке, специалистке по заговариванию кошмаров. Та лишь прикоснулась к нему и сразу вышла, приказав ему оставаться в доме и ждать. Если бы он тогда не выглянул в оконце… Она вернулась с компанией селян, а он, притаившись на опушке леса, смотрел, как те молча забивают двери и окна снаружи и поджигают дом. Если сельская ведьма предпочла потерять накопленное за всю жизнь, только бы убить его, то что сделали бы жрецы или чародеи? Человек, к которому прикоснулся демон, пусть бы только и через мимолетную реальность снов, никогда не найдет покоя.

Потому он странствовал с места на место, от села к селу. А сны приходили все быстрее, все меньше ночей он мог провести без кровавых видений и привкуса железа во рту, что им непременно сопутствовал. Последние полгода он считал себя везунчиком, если выдавались три спокойные ночи подряд. Нынче кошмары усилились, прошлые два месяца он видел их раз за разом – и без разницы, насколько он удалился от места, где они настигли его в последний раз. Когда вчера вечером он оказался в Понкее-Лаа – преодолев до того за три дня под сотню миль, сперва повозкой, а потом и баркой, идущей вниз по течению Эльхарана, – сон добрался до него почти сразу же.

Не оставалось куда бежать. Видения эти начались здесь, в месте, где палаш молодого барона разрубил ему плечо. Тогда они взорвались в нем кровавой яростью, и благодаря этому он победил в поединке урожденного рубаку – он, который до того момента и настоящий-то меч в руках не держал. В порту бились кинжалами и палками. Демон тогда спас ему жизнь, но для кого-то, воспитанного на улице, не существовало дармовых услуг. Тварь из-за Мрака сделала это, поскольку вор наверняка был единственной его связью с миром, и погибни он, демон не сумел бы уже вернуться. Как Альтсин стал одержимым им? Соблазнила ли демона душа, готовящаяся покинуть тяжелораненое тело? Запах крови? Этого Альтсин не знал, и его оно не касалось, поскольку давно уж он решил, что если есть хотя бы шанс избавиться от навещающего его существа, он сделает это, пусть пришлось бы вырвать себе половину души.

А если в мире был некто, кому он мог хотя бы немного доверять, кто мог бы ему помочь, то жил он именно здесь, в Понкее-Лаа.

Конечно, оставался шанс, что когда сей некто поймет, что с ним происходит, то поступит ровно так же, как сельская ведьма. Подожжет крышу у него над головой. А Цетрон и Зорстеана имели куда больше возможностей, чем просто привести банду селян. Потому это зерно доверия должно быть воистину зерном, ведь люди, которые слишком доверяют другим, кончают кормом для рыб.

Он поднялся, умыл лицо и оделся как странствующий писец, после чего почесался в бороде, которую отрастил уже немалое время назад, и решил, что еще немного поносит ее. Она добавляла ему возраста, и, хотя вероятность, что кто-то станет ждать его возвращения, оставалась мизерной, лиха лучше было не будить. Граф Терлех не обрадовался бы появлению вора в городе. А вот несколько персон наверняка осчастливило бы известие, что Альтсин вернулся и больше не пользуется защитой Цетрона. Немало ножей жаждали воткнуться ему в спину.

«Ну вот, пожалуйста, – усмехнулся он, – ты едва поставил ногу на улицы города, а уже начал думать как член воровской гильдии: имей глаза на затылке, один нож носи на виду, а два – хорошо спрятанными, становись спиною к стене, не пей ничего, чего не попробовал твой хозяин.

Никому не доверяй, ни во что не верь, всегда имей, как минимум, пару дорог к отступлению.

Приветствуем в Понкее-Лаа, величайшем городе западного побережья».

Он потянулся к кошелю и пересчитал остатки серебра. Нанять отдельную комнату, пусть даже каморку на чердаке, стоило немало, однако было это лучше, чем пробуждать соседей криками и бормотанием на неизвестных языках. Кто-нибудь в конце концов заинтересовался бы им и прислал бы сюда жрецов или чародеев. Денег должно было хватить на несколько дней, потом ему придется либо найти работу, либо начать воровать.

То есть – тоже найти работу.

Он сошел в главный зал корчмы. Шум, гам, десятки людей разных профессий, запах пива и капусты, приготавливаемой с маленькими колбасками, фирменное блюдо Лужника. И все обустраивают свои дела, дожидаясь, пока корчмарки принесут им то и другое. Дня через три такой диеты люди или переезжают в другой квартал, или возвращаются, откуда пришли.

Он съел, выпил, отказался от добавки, заплатил и вышел.

Лужник получил свое название из-за скверной канализации – собственно, из-за ее отсутствия, поскольку он никогда не был настоящим районом. Возник как пригород, несколько противу планов меекханских инженеров, но когда оказалось, что город притягивает массу народа из провинции и что нужно их где-нибудь размещать, возник район, чуть ли не целиком состоящий из кабаков, постоялых дворов и сараев, переделанных на ночлежки за медяк, где кормили капустой с колбасками и не спрашивали кто ты и откуда. Во времена империи, говорили, возникали планы провести сюда канализацию, воду и превратить Банлеар во что-то большее, чем потенциальный рассадник болезней, но временность всех здешних построек и постоянное отсутствие денег всегда откладывали это дело на потом. И хотя город в конце концов протянул руки стен и прижал район к груди, его продолжали воспринимать скорее как нарост, чем как собственное детище. Но, несмотря на это, Альтсин мог считать, что уже находится в Понкее-Лаа. Он двинулся в сторону порта – и тогда заметил их.