Роберт М. Вегнер - Сказания Меекханского пограничья. Восток – Запад

– Кха-дар…

– Тихо, девушка, дай старому человеку закончить. – Он улыбнулся ей в темноте. – Другие говорят, что дело было в страхе. В страхе перед непознанным, в испуге перед тем, что кроется во Мраке и за ним. В попытке сдержать неудержимое или же оттянуть то, приход чего превращает внутренности в лед. Однако появились и те, кто полагали, что сидеть за щитом и щелкать зубами – недостаточно для победы в войне. Я не знаю, кто был прав и заключалось ли дело в страхе, власти или в чем-то еще. Нынче это не имеет значения.

Она опустила голову, внезапно на нее обрушилась ужасная усталость. Голос командира доносился словно сквозь завесы:

– Полагаю, я знаю, кто ты такая. Зверям известно больше людей, а некоторые кони не любят псов. – Она ощутила в его голосе усмешку. – Особенно тех, что выходят из стен. Ты нынче победила в бою двух Помётников, и я не знаю, справился бы с ними я сам. Но мы нынче не станем об этом говорить, Кайлеан. Для этого еще найдется время. А сейчас пойдем в «Вендор», отдохнем.

У нее закружилась голова.

– Кайлеан? Доченька? Проклятие!! Кайлеан! Кайл…

Она не ощутила ни падения, ни заботливых ладоней, что поднимали ее с земли и несли в постоялый двор. Для нее сегодняшняя ночь закончилась.

Было далеко за полдень, почти вечер, когда группа кавалеристов начала пересекать поросшую густой травой степь.

С точки зрения кого-то, не привыкшего наблюдать за военными отрядами, могло показаться, что всадниками командовал исключительно небрежный и несерьезный офицер. Солдаты двигались свободными группками, по двое-трое, иной раз стремя в стремя, иной раз – друг за другом. Насчитывавшая порядка двухсот лошадей хоругвь [1] Хоругвь – военный отряд размером от сотни до двух сотен воинов. (Прим. пер.) издалека напоминала банду разбойников, что едут с удачного налета и настолько не опасаются погони, что успели упиться и теперь медленно, презрев безопасность, движутся вперед. Даже знамя отряда, вместо того чтобы гордо реять посредине группы, покачивалось где-то сбоку, словно знаменосец был слишком пьян, чтоб держать его ровно.

Однако поднимись некто в воздух, чтоб взглянуть на землю глазами кружащего в небесах сокола, приметил бы в кажущемся хаосе удивительную правильность. Сверху отряд представлял собой контур широкого, прочесывающего степь полумесяца, чьи растянутые на двести ярдов крылья были слишком симметричны, чтобы это оказалось случайностью. Тот факт, что всадники удерживали строй, несмотря на то что офицеры не отдавали приказы каждому лично, прекрасно свидетельствовал о выучке солдат.

Все они носили стальные шлемы и круглые щиты. Шеи их были обвязаны матерчатыми шарфами цвета грязной зелени, чьи концы свисали за спины. Главным оружием их служили короткие копья и тяжелые сабли, но теперь большинство всадников держали в руках луки с наложенными на тетиву стрелами. Глаза кавалеристов внимательно оглядывали море трав, в котором и кони тонули по самое брюхо. Местами же поросль вставала выше человеческого роста. Хорошее место для засады, говорили их взгляды. Слишком хорошее. Ну так пусть кто-то попытается…

Раздалось несколько коротких, резких посвистов, и отряд принялся маневрировать. Кони солдат на левом фланге остановились, неспокойно переступая на месте, правое же крыло убыстрилось, пройдя по дуге. Контуры полумесяца слегка заколебались. Ни один из всадников не взялся за вожжи, правя конями лишь с помощью коленей. Ни одна стрела не сдвинулась с тетивы, ни один взгляд не перестал осматривать окрестности. Казалось, что не военный отряд выполняет маневр, но сворачивает один большой организм, направляясь к ему одному известной цели.

Они выглядели словно императорская гвардия.

Каковой, честно сказать, они и были.

Обойдя невысокий холм, они направились на восток, где несколькими днями ранее буйствовал пожар. Гарь тянулась до самого горизонта, равнина была черна, хотя и этих нескольких дней хватило, чтобы из-под пепла выстрелили первые зеленые ростки. Но когда бы не внезапная гроза, огонь распространился бы, превратив много миль степи в бесплодные почвы.

День клонился к вечеру. А лето – к концу.

Если не считать последней грозы, дождя не было почти месяц, а солнце безжалостно осушало каждую каплю влаги. Травы, меж которыми вышагивали кони кавалерии, были серого печального цвета и не столько ложились под копыта, сколько ломались с сухим шелестом. Солдаты знали, что обычно широкая и глубокая река, по которой проходила граница, превратилась в один сплошной брод, а большинство колодцев на расстоянии десятка миль высохли до грязного дна. Такие пожары, как этот, пылавший пару дней назад, не были чем-то необычным, но все же командующий хоругвью капитан, похоже, решил взглянуть и на сожженную равнину.

Он не заметил ничего необычного: пепел, несколько небольших всхолмлений, облако черной пыли, несомое ветром полумилей дальше. Спокойствие.

Здесь наверняка никто не сумел бы спрятаться.

Офицер поднял ладонь и повел ею по кругу.

Несколько очередных посвистов развернули отряд на месте.

И в этот самый момент они попали в засаду. Двое солдат, ехавших ближе всего к командиру, были сбиты стрелами, сам же он успел в последний момент поднять щит, в который ударило, как минимум, три древка. Он мерзко выругался: стреляли из моря трав, с места, которое они миновали несколькими минутами ранее!

Первого нападавшего он заметил, только когда тот поднял коня. Сухие стебли, использованные как маскировка, осыпались дождем, когда атакующий вынырнул словно из-под земли, натянул лук и снова выстрелил. Щит вздрогнул от удара. Тяжелая стрела с такого расстояния наверняка пробила бы кольчугу. Капитан моргнул, пытаясь отогнать слезы. Сукины дети, они атаковали с запада, когда солнце встало у них за спиною, а его солдаты оказались освещены, словно на стрельбище. Что там с лучниками?!

Четверо или пятеро отреагировали как должно, но слишком поздно: бандит дернул поводья, крикнул что-то, его конь присел на задние ноги, а всадник склонился в седле и исчез за лошадиным телом. Стрелы, посланные в него, улетели в степь. Прежде чем лучники успели потянуться к колчанам, конь напавшего уже поднялся, развернулся и галопом помчался вперед. Вместе с… офицер прищурился… семью, нет, восьмью другими. Хоругвь дернулась, развернулась на месте и без приказа устремилась за беглецами. Командир ее дрожащей рукою вложил серебряный свисток в губы и принялся делать то, за что ему платили.

Несколько резких команд одернули половину уже атаковавшего отряда. Несколько следующих – восстановили строй. Звучали приказы: Сломанная Монета – кавалеристы в несколько мгновений сомкнули полукруг вокруг командира, оставаясь на гари. Остальная часть хоругви продолжала гнать наглецов, осмелившихся атаковать императорскую гвардию. Капитан потратил мгновение-другое, чтобы оглядеться вокруг. Все было не настолько плохо, как он успел подумать: стрелы попали в двух солдат подле него – и в троих чуть дальше. Для дюжины – не меньше – выпущенных стрел напавшие не слишком-то напрягались. А теперь – он привстал на стременах, чтобы лучше видеть, – судя по построению, которое приобрела погоня, бандиты не разбежались, но сбивались во все более тесную группу, загоняемые на флангах крыльями растянувшейся полумесяцем погони.