Говард Лавкрафт - Шепот во мраке

В конце концов Эйкли был вынужден согласиться с тем, что дело приняло нешуточный оборот и что ему остается лишь как можно скорее переехать к сыну в Калифорнию, бросив родовое имение на произвол судьбы. И все же ему было нелегко расставаться с тем единственным для каждого человека местом, имя которому – родной дом. Эйкли решил повременить с отъездом и попробовать продержаться еще немного: он надеялся отвадить непрошеных гостей, показав им, что не желает больше докапываться до их тайн.

Я тут же ответил Эйкли, снова предложив ему свою помощь и выразив желание немедленно приехать к нему, чтобы вместе с ним рассказать полицейским властям об угрожающей ему страшной опасности. В своем ответном послании Эйкли противился моим предложениям несколько меньше, чем я мог ожидать, – исходя из его предыдущих настроений. Однако он попросил подождать до тех пор, пока он не уладит все свои финансовые дела и не свыкнется с мыслью о расставании с родными краями. Местные жители не одобряли его научных занятий и сумасбродных теорий, а потому он собирался уехать без лишнего шума, не привлекая к себе внимания и не вызывая кривотолков о здравости его ума. Он признался, что не может больше выносить все это, но он хотел бы сойти со сцены по возможности достойно.

Я получил это письмо двадцать восьмого августа и постарался, как только мог, ободрить Эйкли в своем ответном послании. Мои старания явно не пропали даром, ибо его следующее письмо почти не содержало леденящих душу живописаний. Впрочем, особым оптимизмом оно тоже не дышало – Эйкли был уверен, что нашествия чудовищ прекратились лишь благодаря тому, что в последнее время ночи выдавались все как на подбор лунные и окрестности дома были освещены как днем. Он лелеял надежду, что еще некоторое время небо будет в основном ясное или чуть облачное, а когда этот период закончится, он переберется в Братлборо. Я снова написал ему ободряющее письмо, однако пятого сентября получил его внеочередное послание – видимо, наши письма разминулись, – из которого понял, что мои слова утешения несколько запоздали. Учитывая важность послания, приведу его настолько полно, насколько мне позволит память. Вот что написал мне своей дрожащей рукой Эйкли:

Понедельник.

Дорогой Уилмарт!

Посылаю Вам этот малоутешительный постскриптум к моему предыдущему письму. Прошлой ночью все небо заволокло тучами – дождя, правда, не было, но и лунного света тоже. Дела мои совсем плохи, и, по-видимому, вопреки всем нашим радужным надеждам, близится конец. Посреди ночи что-то завозилось на крыше дома, и все до одной собаки бросились посмотреть, что там такое. Я слышал, как они бесновались, щелкая зубами; одна из них, изловчившись, вскочила на низенькую пристройку, а оттуда перебралась на крышу. Завязалась страшная схватка – и тут я услышал столь мерзкое жужжание , что, боюсь, оно никогда не изгладится из моей памяти. Затем я почувствовал какой-то отвратительный запах, и тотчас же в комнате засвистели пули. Одна за другой они влетали в окна и только чудом не задели меня. Очевидно, основная цепь наступавших подобралась к дому, когда привлеченные шумом на крыше собаки сгрудились около пристройки. Что там сидело на самом деле, пока не знаю, но опасаюсь, что эти существа научились искуснее управлять своими крыльями, рассчитанными для дальних космических перелетов. Я погасил в доме свет, превратив окна в бойницы, и принялся палить во все стороны над головами собак. Этим дело и кончилось, но утром я обнаружил во дворе огромные лужи крови, а рядом – лужи зеленого тягучего вещества с невыразимо омерзительным запахом. Взобравшись на крышу, я и там нашел пятна той же зеленой дряни. Пятеро из собак погибли, причем одна по моей вине. Пуля попала ей в спину – наверное, я слишком низко опустил ружье. Сейчас я занимаюсь тем, что вставляю стекла взамен пробитых, а затем поеду в Братлборо – купить еще собак. В собачьем питомнике уже наверняка решили, что я сумасшедший. Чуть позже напишу Вам подробнее. Недели через две буду, очевидно, готов к отъезду, хотя сама мысль об этом не укладывается у меня в голове.

Извините за краткость,

Это письмо Эйкли оказалось не единственным его внеочередным посланием. На следующее утро, шестого сентября, пришло еще одно; написано оно было ужасно: буквы прыгали, строчки наползали друг на друга. По прочтении я до того растерялся, что не знал, что ему посоветовать или что предпринять самому. Как и в предыдущем случае, приведу его настолько полно, насколько позволит память:

Вторник.

Тучи не рассеиваются – значит, меня снова ожидают безлунные ночи. К тому же луна все равно убывает. Я бы обнес дом проволокой, пустил по ней ток и установил мощный прожектор, да ведь они тут же перережут кабель. Все бесполезно.

По-моему, я схожу с ума. Может статься, что все, о чем я писал Вам, – сон или бред умалишенного. Если до этого мои дела были плохи, то теперь они – хуже некуда. Вчера ночью существа говорили со мной своими проклятыми жужжащими голосами и наговорили такое, что я не решаюсь пересказать Вам. Я слышал все отчетливо: их голоса перекрывали собачий лай, а когда им это не удавалось , им помогал громкий человеческий голос . Не вмешивайтесь в эту историю, Уилмарт: все обстоит гораздо страшнее, чем мы предполагали . Они не позволят мне уехать в Калифорнию , а намерены забрать меня с собой, причем не на Юггот, а гораздо дальше – за пределы нашей галактики, а возможно , и за пределы известных нам пространственных измерений . Меня повезут живьем – вернее , в том виде, который теоретически и с точки зрения сохранения мозга можно считать жизнедеятельным . Я сказал, что никуда с ними не поеду – тем более в том ужасном виде, какой они мне уготовили; но вряд ли мой отказ что-либо решает. Усадьба стоит в такой глуши, что им никто не помешает явиться и днем. Погибло еще шесть собак, а проезжая по лесистым участкам ведущей в Братлборо дороги, я постоянно чувствовал, что за мной следят.

Я допустил ошибку, послав Вам пластинку и черный камень. Уничтожьте запись, пока не поздно. Завтра напишу Вам снова, если еще буду здесь. Хорошо бы прямо теперь перевезти книги и вещи в Братлборо и поселиться там. Если бы я мог, то бежал бы прочь, бросив все на произвол судьбы, но что-то подсознательно удерживает меня от этого. Конечно, в Братлборо мне будет гораздо безопаснее, но и там я, скорее всего, останусь все тем же узником. Я почти уверен, что при всем своем желании уже не смогу выпутаться из этой истории. Какой ужас! Не вмешивайтесь ни в коем случае.

Получив это ужасное послание, я не спал всю ночь, гадая, насколько Эйкли еще сохранил способность здраво мыслить. По содержанию письмо было сплошным безумием, однако по форме – если к тому же учесть его предысторию – оно подавляло своей убедительностью, не оставляющей места сомнениям. Отвечать я даже не пытался, решив, что лучше всего будет дождаться, когда Эйкли получит мое предыдущее письмо и ответит мне более обстоятельно. На следующий день ответ действительно пришел, однако на фоне описанных в нем событий все мои доводы и советы, на которые вроде бы отвечал Эйкли, смотрелись просто-напросто детским лепетом. Привожу по памяти текст этого леденящего душу послания, написанного с многочисленными помарками, вкривь и вкось, явно на ходу и в дикой спешке.