Говард Лавкрафт - Шепот во мраке

Я был рад, что покинул этот исполненный странным и смутным ощущением вибрации кабинет и поднялся к себе в комнату, однако при этом не мог отделаться от тошнотворного чувства страха, опасности и чудовищной противоестественности, которая виделась мне во всем происходящем вокруг. Дикая, безлюдная местность; покрытый таинственно-мрачным лесом чернеющий склон, почти вплотную вздымающийся над усадьбой; следы на дороге; хворый, беспомощно-неподвижный собеседник, шепчущий в полутьме невероятные вещи; проклятые цилиндры и механизмы; а самое главное, предложение подвергнуться какой-то чудовищной операции и отправиться в еще более странные космические бездны – вся эта совокупность необычных и последовавших с такой неожиданной быстротой событий навалилась на меня со все более возрастающей тяжестью; она надломила мою волю и выжала из меня чуть ли не все жизненные соки.

Особенно потрясла меня новость о том, что мой провожатый Нойз был тем самым человеком, который отправлял чудовищный ритуал древнего шабаша, записанный на граммофонную пластинку; впрочем, я уже и раньше уловил в его голосе знакомые отвратительные нотки. Несколько иное, но ничуть не меньшее волнение охватывало меня всякий раз, когда я принимался размышлять над своим отношением к хозяину усадьбы: несмотря на всю симпатию, которой я проникся к Эйкли во время переписки, теперь я чувствовал к нему явное отвращение. Вместо того чтобы разжалобить меня, его болезнь вызывала у меня нечто вроде брезгливости. Эйкли угнетал меня своей неподвижностью, вялостью, своим покойницким видом, не говоря уже об этом беспрестанном шепоте, абсолютно чуждом нормальной человеческой речи!

Прежде мне не доводилось слышать ничего похожего на этот шепот; несмотря на странную неподвижность прикрытых усами губ говорившего, в этих тихих звуках присутствовали скрытая сила и раскатистость, отнюдь не характерные для хрипов страдающего астмой человека. Я без труда разбирал сказанное, даже находясь на другом конце комнаты, а раза два мне показалось, что этот зычный шепот был порожден не столько слабостью, сколько умышленным приглушением голоса. Но тогда с какой целью? Этого я понять не мог. Но я с самого начала уловил в этом шепоте тревожащие нотки. Теперь, когда я принялся размышлять, в чем тут дело, я решил, что причина заключается в каком-то подсознательном узнавании – как и в случае с голосом Нойза, оттого-то и показавшимся мне зловещим. Но с чем ассоциировался у меня шепот Эйкли, я так и не мог вспомнить.

Ясно было только одно: еще на одну ночь я здесь не останусь. Мой исследовательский пыл угас, подавленный страхом и отвращением, и единственное, чего я желал, было вырваться из этой паутины мрака и чудовищных открытий. Я узнал более чем достаточно. Возможно, взаимосвязь космических миров и впрямь существует – но для обыкновенного человека подобная истина просто невыносима. Дьявольские силы как будто окружили меня со всех сторон, сковав все мои ощущения. Ни о каком сне не может быть и речи, решил я и потому, погасив лампу, бросился на кровать не раздеваясь. Глупо, конечно, но тем не менее я приготовился к отражению неведомой опасности: в правой руке я сжимал привезенный с собой револьвер, а в левой держал карманный фонарик. Снизу не доносилось ни звука; там, в темноте, неподвижно, словно задеревенелый труп, сидел хозяин усадьбы.

Где-то неподалеку тикали часы, и моя душа отозвалась на этот естественный звук человеческого жилья тихой благодарностью. Однако он же напомнил мне о еще одном тревожном факте – отсутствии в округе всякой живности. В том, что домашних животных не было, я уже убедился; но теперь оказалось, что и привычного шума, с каким блуждают в лесу ночные звери, тоже нет. Эту неестественную – космическую – тишину нарушало лишь зловещее журчание далеких невидимых ручьев. Что за непостижимая внеземная напасть одолевала эти края? Из преданий мне было известно, что ни собаки, ни другие земные животные на дух не выносят пришельцев; и тут же я снова вспомнил о свежих следах на дороге. К чему это все приведет?

Сколько длилась полудрема, в которую я незаметно для себя погрузился, и что из последующего было реальностью, а что – наваждением, мне и по сей день трудно сказать. Знаю только, что в какой-то момент я очнулся и кое-что услышал и увидел. «Ну и что из того? – наверняка возразит читатель. – А может, вовсе и не очнулся, и тогда все происшедшее было всего лишь сном. Сном – до последней минуты!» Той самой минуты, когда я бросился прочь из дома, кое-как добрался до гаража, где накануне приметил старенький «форд», и, оседлав это допотопное средство передвижения, помчался, не разбирая дороги, по горным краям – этому адскому пристанищу духов. Уже и не помню, как после многочасовой гонки по ухабистому, извилистому лабиринту дороги, петлявшей в окружении грозно стоящих лесов, я влетел в незнакомый мне городишко, оказавшийся на поверку Таунсендом.

Разумеется, читатель имеет полное право полагать, что и фотоснимки, и граммофонные записи, и речи из механических устройств с цилиндрами, и все остальные подобные доказательства являются не чем иным, как чистой воды обманом – розыгрышем исчезнувшего Генри Эйкли. Кое-кто даже добавит, что Эйкли, мол, сговорился с такими же, как он, сумасбродами сыграть со мной глупую и поистине изуверскую шутку – это его стараниями была выкрадена посылка в Кине, он же с помощью Нойза состряпал жуткую запись на фонографе. Тем не менее полиции до сих пор не удалось выяснить, кто такой этот Нойз. Никто из местных жителей – соседей Эйкли – не знает этого человека, хотя он, должно быть, часто наведывался сюда. Жаль, что я не обратил внимания на номер его машины – впрочем, если разобраться, то, может быть, так даже лучше. Ведь что бы мне ни говорили и что бы я порой сам себе ни говорил, для меня ясно одно: там, среди малоизученных гор, скрываются отвратительные космические пришельцы, которые пользуются услугами засланных в наше общество осведомителей и агентов. Уберечь меня впредь от этих существ и их агентов – вот единственное, о чем я молю теперь судьбу.

Когда поднятый по моей исступленной тревоге отряд блюстителей порядка прибыл на место происшествия, хозяин усадьбы уже бесследно исчез. В углу кабинета, около кресла, валялся его просторный домашний халат, желтый шарф и скрывавшие ноги бинты; исчезло ли что-либо из гардероба хозяина вместе с ним самим, никто сказать не мог. Собаки и живность с фермы тоже исчезли, зато на стенах дома – со двора и кое-где внутри – были обнаружены следы пуль; однако, кроме этого, ничего подозрительного мы не нашли. Ни цилиндров с механизмами, ни привезенных мною из Аркхема вещественных доказательств, ни странного запаха и ощущения вибрации в воздухе, ни отпечатков на дороге, ни кое-каких непонятных явлений, бросившихся мне в глаза уже под занавес событий, – ничего это найдено не было.