Стивен Кинг - Стрелок. Извлечение троих. Бесплодные земли

– Ты не закончил ключ. Потому что, как тебе кажется, ты боишься его закончить. Но это не так. Ты боишься другого. Ты боишься однажды понять, что не сможешь его закончить. Ты боишься спуститься к стоящим камням, но не из-за того, что с тобой может случиться, когда ты войдешь в их круг. Ты боишься, что там ничего не случится. Не большой мир страшит тебя, Эдди, а маленький мир, что внутри тебя. Ты забыл лицо своего отца. Так что давай. Застрели меня, если тебе хватит смелости. Мне надоело смотреть, как ты вечно плачешься.

– Прекрати! – закричала Сюзанна, не выдержав. – Ты что, не видишь, что он это сделает?! Что ты сам вынуждаешь его это сделать?!

Роланд пристально на нее посмотрел.

– Я только хочу, чтобы он принял решение. Сам. – Он опять повернулся к Эдди, и лицо его в сети глубоких морщин было суровым и непреклонным. – Ведь тебе удалось освободиться от призрака героина. И тень брата больше не донимает тебя, мой друг. Теперь тебе остается одно: освободиться от собственной тени. Если тебе хватит смелости. Так что давай. Освободись или убей меня. Выбирай. И покончим уже со всем этим.

На мгновение ему показалось, что Эдди именно так и поступит и все закончится прямо здесь, на вершине холма, под безоблачным летним небом, неподалеку от города, призрачной тенью встающего на горизонте. Но тут вдруг у Эдди дернулась щека. Твердая линия губ смягчилась, они задрожали. Он убрал руку с сандаловой рукояти Роландова револьвера. Грудь его судорожно поднялась… раз… другой… третий. Из горла вырвался сдавленный полустон-полукрик, исполненный ужаса и отчаяния. Эдди шагнул к Роланду, нетвердо, как будто вслепую.

– Да, мать твою, я боюсь! Неужели ты не понимаешь, Роланд? Я боюсь!

Ноги его подкосились, и он начал падать. Роланд успел подхватить его и крепко прижал к себе, чувствуя запах потной и грязной кожи, запах страха и слез.

Еще пару мгновений стрелок постоял, обнимая дрожащего Эдди, потом отстранился и повернул его лицом к Сюзанне. Эдди упал на колени рядом с ее коляской, устало свесив голову. Она положила ладонь ему на затылок и прижала голову Эдди к своему бедру.

– Иногда я тебя ненавижу, – с горечью проговорила она, обращаясь к Роланду.

Роланд сдавил кулаками виски.

– Я сам себя иногда ненавижу.

– Но тебя это не останавливает тем не менее?

Роланд не ответил. Он посмотрел на Эдди, который полулежал на земле, прижавшись щекой к бедру Сюзанны и зажмурив глаза. Лицо его выражало вселенскую скорбь и отчаяние. Роланд не без труда подавил в себе подступающую усталость, справившись с искушением перенести это во всех отношениях полезное и «приятное» обсуждение на какой-нибудь другой день. Если Эдди не ошибся, то другого дня у них может не быть. Джейк готов. Почти уже решился на последний шаг. А Эдди было предначертано судьбой встретить мальчика в этом мире. Сыграть роль этакой повивальной бабки. И если Эдди не будет готов, Джейк может погибнуть на входе, как погибает новорожденный, когда материнская пуповина обвивается вокруг его шеи во время схваток.

– Вставай, Эдди.

В первый миг Роланду показалось, что Эдди так и будет лежать, скорчившись на земле и пряча лицо у бедра женщины. Если так, все потеряно… и это тоже ка. Но Эдди встал. Пусть медленно, нехотя, но он встал. Все его тело – голова, плечи, руки и волосы – безвольно обвисло. Но он все же поднялся. И это только начало.

– Посмотри на меня.

Сюзанна встревоженно зашевелилась, но на этот раз промолчала.

Эдди медленно поднял голову и дрожащей рукой убрал прядь волос, упавшую на глаза.

– Он твой и должен быть у тебя. Я сделал ошибку. Мне не стоило брать его у тебя, какой бы она ни была, моя боль. – Стрелок рывком сорвал с шеи шнурок с ключом и протянул его Эдди. Тот потянулся за ним, как во сне, но руку Роланд разжал не сразу. – Ты постараешься сделать, что должен? Что нужно сделать? Ты обещаешь?

– Да, – выдохнул Эдди почти неслышно.

– Ты ничего мне не хочешь сказать?

– Мне, наверное, нужно попросить прощения за свой страх. – В голосе Эдди было что-то ужасное. У Роланда вдруг защемило сердце. Потому что он, похоже, знал причину: сейчас Эдди прощался с детством, болезненно, трудно. Этого не увидишь, но Роланду казалось, что он слышит какие-то слабые всхлипы. Плач уходящего детства. Он изо всех сил старался остаться глухим.

Еще одна жертва во имя Башни. Мой счет растет, как давний счет пьяницы в кабаке, а время, когда мне придется платить по нему, приближается с каждым днем. Вот только сумею ли я расплатиться?

– Мне не нужно твоих извинений, и уж тем более за страх, – сказал он. – Кем бы мы были без страха? Уже не людьми, а бешеными псами с пеной на морде и засохшим на лапах дерьмом.

– Тогда что тебе нужно? – Эдди снова сорвался на крик. – Ты и так забрал все… все, что я мог тебе дать! Нет, даже больше, потому что я все-таки извинился в конце… ты забрал у меня даже это, последнее! Что тебе надо еще от меня?

Роланд молча держал в руке ключ – их шанс спасти Джейка Чеймберза. Он не сказал больше ни слова. Он только смотрел в глаза Эдди, а над зеленым простором равнины сияло солнце, и под солнцем поблескивала река Сенд, отливая сероватой синевой. Где-то вдали, в золотых угасающих отблесках летнего дня, снова прокаркала ворона.

Прошло какое-то время. Постепенно взгляд Эдди Дина преисполнился пониманием.

Роланд кивнул.

– Я забыл лицо… – Эдди запнулся. Понурил голову. Тяжело сглотнул. Снова поднял глаза на стрелка. То, что объединяло их прежде и едва не умерло сегодня, вернулось опять – Роланд это увидел. Все, что было между ними плохого, ушло. Здесь, на этом открытом ветрам холме, залитом солнечным светом, на краю бытия все плохое ушло навсегда. – Я забыл лицо своего отца, стрелок… и я молю даровать мне прощение.

Роланд разжал ладонь и отдал ключ тому, кому предназначено было владеть им, ибо так предрешило ка.

– Не говори так, стрелок, – вымолвил Роланд Высоким Слогом. – Твой отец зрит тебя… он тебя любит… и я тебя тоже люблю.

Эдди взял ключ, крепко зажал его в кулаке и отвернулся, чтобы скрыть слезы.

– Пойдемте, – выдавил он, и они стали спускаться по долгому склону холма к равнине, что простиралась под ними до самого горизонта.

Джейк медленно шел по Кастл-авеню, мимо пиццерий, баров и винных погребков, где старушенции с недоверчивыми физиономиями самозабвенно чистили картошку и выжимали сок из помидоров. Ремни ранца натерли подмышки. Ноги болели. Он прошел под цифровым термометром, который показывал восемьдесят пять градусов по Фаренгейту [45]. А Джейку казалось, что все сто пять [46].

Впереди на Кастл-авеню с боковой улицы вырулила полицейская машина. Джейк неожиданно заинтересовался витриной магазина садового инвентаря. Он встал спиной к улице и стоял так до тех пор, пока в стекле не проплыло черно-белое отражение. Как только машина проехала, он двинулся дальше.