Стивен Кинг - Стрелок. Извлечение троих. Бесплодные земли

– Ты мне поможешь? – спросил Роланд, уже чувствуя в глубине души приближение сухой алой пелены, всегда сопутствующей лихорадке битвы, но время для схватки еще не пришло. Оно, конечно, придет, но пока он не может – не должен – отдаваться этому чувству, приносящему невыразимое облегчение. – Поможешь мне найти Джейка?

– Эйка, – тявкнул Ыш, не сводя со стрелка напряженных, тревожных глаз.

– Тогда пойдем. Ищи Джейка.

Ыш тут же развернулся и быстренько потрусил по проходу, едва ли не скользя носом по земле. Роланд последовал за ним, только изредка поднимая глаза, чтобы посмотреть на зверька. Он не сводил взгляда с древних камней мостовой: искал какой-нибудь знак.

– Господи, – выдохнул Эдди. – Что же это за люди такие?

Они прошли пару кварталов по улице, что тянулась вдоль пандуса, увидели впереди баррикаду, загромождающую проход (разминувшись при этом с Роландом, нырнувшим в него меньше минуты назад), и повернули на север, на широкую улицу, напомнившую Эдди Пятую авеню. Он не осмелился, правда, сказать об этом Сюзанне; он все еще не мог оправиться от горького разочарования при виде этих вонючих руин, в которые превратился город, и сказать что-нибудь обнадеживающее у него просто не было сил.

«Пятая авеню» привела их к кварталу высоких построек из белого камня, которые напомнили Эдди Древний Рим – такой, каким его представляют в фильмах о гладиаторах (а фильмов этих он в свое время, еще ребенком, пересмотрел десятки). Это были простые, даже немного суровые здания, сохранившиеся большей частью в неприкосновенности. Он почти не сомневался, что когда-то в этих строениях размещались государственные учреждения: галереи, библиотеки, возможно, музеи. Одно из них, с громадной куполообразной крышей, треснувшей, как гранитное яйцо, вероятно, когда-то было обсерваторией, хотя Эдди где-то читал, что астрономы предпочитают держаться подальше от больших городов, потому что электрический свет мешает им наблюдать за звездами.

Между этими внушительными строениями располагались широкие открытые пространства, и хотя траву и цветы, которые когда-то росли на газонах, теперь заглушили сорняки и кусты, в этой части города до сих пор сохранилась некая аура величественного достоинства, и Эдди подумал, что, наверное, в прежние времена здесь был центр культурной жизни Лада. Те времена, разумеется, миновали давным-давно: Эдди очень сомневался, что Гашер и компания интересуются, скажем, балетом или камерной музыкой.

Они с Сюзанной вышли на главный перекресток. От него, точно спицы колеса, расходились еще четыре широких проспекта. Посередине, как ось колеса, располагалась просторная мощеная площадь, окруженная по краю стальными столбами футов сорок высотой с установленными на них громкоговорителями. В самом центре стоял постамент с остатками статуи – взметнувшимся на дыбы могучим боевым конем из бронзы, позеленевшей от времени. Бронзовый всадник, когда-то гордо на нем восседавший, валялся теперь поодаль на проржавелом боку, сжимая в одной руке меч, а в другой – что-то похожее на автомат. Его ноги по-прежнему изгибались, как бы обнимая бока коня, которого больше не было, но металлические сапоги остались в бронзовых стременах. СМЕРТЬ СЕДЫМ! – было написано на постаменте оранжевой выцветшей краской.

Окинув взглядом расходящиеся от площади проспекты, Эдди увидел другие столбы с громкоговорителями. Несколько столбов завалилось набок, но остальные стояли ровно, и на каждом висели гирлянды трупов, так что площадь, на которую вывела их «Пятая авеню» и все четыре проспекта, уводящие дальше в город, как бы охранялись небольшой армией мертвецов.

– Что же это за люди? – повторил свой вопрос Эдди.

Вопрос был адресован в пространство, Эдди не ждал ответа, да Сюзанна и не собиралась ему отвечать… хотя ответить могла бы. И прежде в ее сознании возникали живые картины из прошлого мира Роланда, но никогда еще эти видения не были такими яркими и убедительными, как сейчас. Раньше, как, например, те картины, которые ей привиделись в Речном Перекрестке, все эти видения несли на себе отпечаток некой призрачной иллюзорности, характерной для снов, а теперь эти мысленные картины возникли как бы единой вспышкой – как будто молния высветила из тьмы искаженное злобой лицо маньяка.

Громкоговорители… трупы на столбах… барабаны. Она неожиданно поняла, каким образом все это связано между собой, точно так же, как раньше она поняла – даже не поняла, а узнала, – что нагруженные повозки, проходящие через Речной Перекресток на пути в Джимтаун, тянули быки, а не лошади или мулы.

– Не обращай ты на это внимания, – проговорила она, и если голос ее и дрожал, то совсем чуть-чуть. – Мы ищем поезд, давай на этом и сосредоточимся… куда нам теперь, как ты думаешь?

Эдди запрокинул голову и, взглянув на темнеющее небо, сразу же определил – по узору несущихся там облаков – путь Луча. Опустив глаза, он безо всякого удивления обнаружил, что выход на улицу, расположенную более или менее вдоль Луча, охраняет большая каменная черепаха. Глаза на змеиной ее голове, осторожно высовывающейся из-под гранитного панциря, казалось, смотрят на них с любопытством. Эдди мотнул головой в сторону черепахи и выдавил слабенькую улыбку.

– «Есть Черепаха, представьте себе…»

Сюзанна лишь мельком взглянула туда и кивнула. Эдди перевез ее через площадь и выкатил коляску на улицу Черепахи. От трупов, висящих на всех столбах, исходил суховатый запах корицы, от которого у Эдди скрутило желудок… и вовсе не из-за того, что пахло плохо, а потому что, наоборот, хорошо – это был пряный запах какого-то сладкого порошка, который дети с удовольствием посыпают на утренний тост.

К счастью, улица Черепахи оказалась довольно широкой, к тому же большинство трупов, свисающих со столбов, давно превратились в усохшие мумии, хотя Сюзанна и заметила несколько относительно «свежих» тел: вокруг них роились мухи, облепив потемневшую кожу раздувшихся лиц, а в гниющих глазницах копошились черви.

И под каждым столбом белело по маленькой кучке костей.

– Их, наверное, тысячи, – сказал Эдди. – Мужчины, женщины, дети.

– Да, – спокойно проговорила Сюзанна и удивилась сама, как странно и отчужденно звучит ее голос. – У них было достаточно времени, и они им воспользовались сполна, чтобы поубивать друг друга.

– Где ж, мать их так, добрые мудрые эльфы?! – Эдди нервно расхохотался, но смех его подозрительно походил на всхлипы. Про себя он подумал, что, кажется, начинает «въезжать» до конца в подлинный смысл этой вроде бы безобидной фразы: Мир сдвинулся с места, – в то, какие глубины зла и невежества заключает она в себе.

Глубины бездонные.