Корнелия Функе - Золотая пряжа

– Уйди с моей дороги, – велела ему Фея.

Паук послушал лишь после того, как она коснулась его кокона своей шестипалой рукой. Он убежал наверх и спрятался в листве. Пустая паутина натянулась и задрожала.

– Ты уверена? – услышала Фея голос.

Кто это спрашивал? Точно не та, кого она искала.

Фея шагнула между деревьями, и паутина лопнула. Жемчужная роса дрожала на ее коже.

Сколько раз он пытался использовать магию ковров в самолетостроении – кто знал, что когда-нибудь эти попытки пригодятся ему? Чтобы стереть из памяти заданную цель, нужно обойти узор против часовой стрелки. Джону едва хватило сил в одиночку выволочь ковер из драконьей грудной клетки, а времени оставалось мало.

В любую минуту могла вернуться Лиса – с Теннантом или Джекобом. Джон не мог забыть взгляд старшего сына. В нем было то, чего он никогда не видел в глазах Розамунды, несмотря на все ее разочарование, – гнев. И решимость никогда не прощать.

Забудь об этом, Джон. Забывать он умел всегда. Правда, с возрастом это давалось ему тяжелее. В голове Бесшабашного, помимо его воли, вертелись объяснения и извинения перед сыном, снова и снова, в десятках и сотнях различных вариантов.

Небо над скелетом угрожающе пожелтело. Давай же, Джон.

Но куда? Только не в Альбион.

Даже если Морж все еще жив, Брюнеля заподозрят в том, что он выдал царю альбийские государственные тайны. Нет. Джон, конечно, очень любит и свою родину, и молодую жену, но не настолько, чтобы ради них вытерпеть многомесячное заключение и бесконечные допросы в подземельях тайной полиции.

Найдется немало стран, готовых принять Джона Брюнеля с распростертыми объятиями.

Значит, против часовой стрелки… Джон словно топтался босыми ногами по спине мохнатого зверя. Обувь непременно надо снять, в этом он убедился во время бесчисленных экспериментов. Джон сдерживался, старался ступать как можно медленнее. Ковры-самолеты на удивление своевольны. Говорят, они перенимают характер своего создателя. Остается надеяться, что этот не был таким упрямцем, как его Джекоб.

Упрямство. Именно это качество старшего сына особенно восхищало Джона. Розамунда совсем его не ценила. Поэтому они и ссорились так часто. «Милые бранятся – только тешатся» – но мать с сыном как будто боялись выдать свою любовь окружающим. Или боялись, что те обратят ее им во вред? И неправда, что старший сын унаследовал только отцовские черты. Неужели Розамунда этого сама не видела? Уилл был похож на нее как две капли воды, это ее и ослепило. Джон запер память о Розамунде в своем сердце, но – боже мой! – как часто она находит лазейку наружу. Вероятно, следует покрепче запереть тайную комнату души, где спрятана вся его потерянная жизнь. «Потерянная жизнь» – именно так Джон называл все связанное с первой семьей. В этом выражении чувствовалась неумолимость судьбы. Словно Джон не по своей воле спрятал жену и сыновей в шкаф, как надоевшие костюмы.

Собственно, куда хотел лететь Джекоб? Наверняка за каким-нибудь сокровищем, он ведь в постоянном поиске. А найти отца он никогда не пытался? Вот вопрос, который охотно задал бы Джон сыну, хотя почти не сомневался, что Джекоб не станет на него отвечать. Гордость – еще одно качество, которое всегда восхищало в сыне Джона, ведь в его собственном оркестре души всегда задавало тон честолюбие. Оно заглушало все.

Он посмотрел под ноги. В этом ты весь, Джон. Бежать – вот твой излюбленный способ решения проблем.

Но что, если на этот раз он останется? Что, если снова завоюет любовь старшего сына? Расскажет ему про то, как собирал газетные вырезки, и про то, что многочисленные задания Джекоб получал от альбийского короля только благодаря рекомендациям Джона Брюнеля. Быть может, ему даже удастся убедить Джекоба, что он оставил Розамунду лишь потому, что верил: без него она будет счастливее. Это не вся правда, только ее часть. Тем не менее…

А насчет ковра можно что-нибудь придумать. В конце концов, списать все на дождь…

Джон почувствовал, как его босые ноги обволакивает подозрительно теплый для такого прохладного дня ветерок. Он оглянулся на драконьи ребра – неужели их скелеты способны излучать тепло и спустя столько лет после смерти? Джон вдел ноги в туфли. Какой необычный источник энергии, ведь эти скелеты валяются повсюду. Подумать только, он на пороге сенсационного открытия!

Ветерок как будто дул со стороны черепов. Первый из них застыл навеки с разинутой пастью. Сейчас между его зубами что-то шевелилось. Джон замер, увидев стеклянную фигуру. На ее коже отражались зубы дракона, трава, серые тучи. Но потом сквозь все это проступило нормальное человеческое лицо. Девичье. Джон нащупал пистолет, который всучила ему карлица накануне отлета, хотя совсем не был уверен, что пуля способна причинить вред этому странному существу.

Джон подался назад, пока снова не нащупал под ногами мягкий ворс. Девушка выпрыгнула из пасти на траву. Ее глаза оставались зеркальными, а руки – с виду почти человеческие – заканчивались остроконечными пальцами с серебряными ногтями.

Но самым странным было лицо, состоявшее, как казалось, из тысячи лиц. Или быстро сменяющих друг друга мгновенных снимков. Потрясающе! Джон никогда не видел ничего подобного. Это существо из стекла и металла больше подходило тому миру и времени, откуда он пришел, чем этому. Или нет, оно принадлежало к обоим мирам одновременно. Союз магии и передовой технологии – именно то, о чем так мечтал Джон! Все его попытки объединить методы обоих миров до сих пор имели жалкие результаты. Впрочем, и эта не производила впечатления вполне удавшейся. На лице существа темнели ссадины, похожие на следы шлифовки, а из гладких зеркальных плеч пробивались ростки.

Существо приближалось к Джону. Оно? Она? Определенно она, причем красива, как картинка. Хотя с лицом она, похоже, никак не могла определиться.

Первой его мыслью было бежать – решение в сложившейся ситуации более чем оправданное. В конце концов, он стоял на ковре-самолете. Говори же слова, Джон. Но он застыл как парализованный. Такое с Бесшабашным случалось нечасто.

– Здравствуй, Джон, – сказала девушка и остановилась рядом с ковром. – Или мне называть тебя Брюнелем? Что за странное имя…

Джон едва не протянул руку, чтобы узнать, какова ее кожа на ощупь. Неужели теплая, как у людей? Как ветерок, возвестивший ее появление?

– Можешь называть меня Шестнадцатой.

Теперь у девушки было лицо Розамунды. Жестокая шутка. Но кто же создатель этого существа?

– Мне нравится твоя идея насчет ковра, Джон, – продолжала девушка. Голос звучал иначе, чем у Розамунды, но оттого не менее приятно. – Только вот степнякам не нужны инженеры. Твое появление погубит все то, к чему они так привыкли. И они не найдут лучшего применения твоей умной голове, кроме как насадить ее на пику и накормить твоими глазами орлов.