Гильермо дель Торо - Штамм. Закат

Ярость Гудвезера, нацеленная на Владыку, – за то, что тот обратил Келли и растоптал всю его веру в науку и медицину, – была оправданна, но бессильна: все равно что грозить кулаком самой смерти. Однако обличение Палмера, человеческого сообщника Владыки, послушного исполнителя его намерений, давало мукам Эфа направление и цель. Даже больше того – оно узаконивало жажду личного отмщения.

Этот дряхлый старик разрушил жизнь его сына и разбил сердце мальчика.

Фет и Эф достигли цели путешествия – большого, вытянутого в длину помещения с низким потолком. Прежде чем завернуть за угол, Фет изготовил свой гвоздезабивной пистолет, а Эф обнажил серебряный меч.

В дальнем конце помещения возвышалась насыпь из грязи и мусора. Вонючий алтарь, на котором должен был покоиться гроб – ящик с затейливой резьбой, который пересек Атлантический океан в морозном брюхе самолета рейса 753 компании «Реджис эйрлайнс» и в котором прятался Владыка, зарывшись в холодную мягкую землю.

Только сейчас гроба не было. Шкаф снова исчез, как исчез тогда из охраняемого ангара аэропорта Кеннеди. Плоская поверхность мусорного алтаря хранила его отпечаток.

Кто-то или, скорее, что-то – словом, некая тварь вернулась сюда и забрала ящик, чтобы Эф и Фет не смогли уничтожить место упокоения Владыки.

– Он побывал здесь, – констатировал Василий, оглядываясь вокруг.

Гудвезер был горько разочарован. Он мечтал разнести в щепки тяжелый резной шкаф – облечь свой гнев разрушительным действием и самым определенным образом уничтожить обиталище монстра. Чтобы тот понял: они не сдались. И не сдадутся никогда.

– Ну-ка, – сказал Фет. – Посмотри-ка.

В лучах «волшебной палочки» Эфа в низу боковой стены ожили буйные разводы красок – свежие струйные следы вампирской мочи. Фет осветил всю стену обычным фонариком.

Каменную плоскость покрывала роспись самого дикого вида – казалось, граффити были нанесены как попало, совершенно хаотично. Приблизившись, Эф разобрал, что подавляющее большинство изображений были вариациями одной и той же шестиконечной фигуры – от примитивных и абстрактных до просто ошеломляющих. Тут было нечто похожее на звезду, там – какая-то амеба… Граффити расползались по широкой стене, словно некий мотив размножался, воспроизводя себя снова и снова и заполняя каменную плоскость снизу доверху. Подойдя еще ближе, Эф принюхался – краска была свежей.

– А вот это совсем новенькое, – сказал Фет, отступив на шаг, чтобы охватить взглядом картину.

Эф переместился вбок – ему хотелось лучше рассмотреть символ, помещенный в центре одной из наиболее тщательно прорисованных звезд. Он походил на какой-то крюк. Или на коготь. Или на…

– Полумесяц.

Гудвезер провел лампой черного света над сложным рисунком. В линиях узора, невидимые невооруженному глазу, прятались два одинаковых изображения. И стрелка, указывающая в глубину тоннелей.

– Возможно, они мигрируют, – предположил Фет. – Стрелка задает направление…

Эф кивнул и проследил за взглядом Фета: он был устремлен на юго-восток.

– Отец часто рассказывал мне об этих знаках, – пояснил Фет. – Язык бродяг. Он узнал о нем, когда впервые попал в эту страну после войны. Меловые пометки обозначали дружественные и недружественные дома – где найдешь пищу, ночлег, а где нарвешься на враждебно настроенного домовладельца. Многие годы я сам видел похожие знаки на складских помещениях, в тоннелях, подвалах…

– И что все это значит?

– Я не знаю языка бродяг. – Фет огляделся. – Но, кажется, знаки указывают путь вон в ту сторону. Посмотри, не осталось ли в каком-нибудь мобильнике заряда. Нам нужен с камерой.

Эф зарылся в кучу. Он пробовал включить телефон и, если дисплей не загорался, отбрасывал аппаратик в сторону. Наконец розовый «Нокиа» с люминесцентным брелоком в виде котенка Китти замигал в его руке, возвращаясь к жизни. Эф перебросил телефон Фету.

Василий осмотрел аппарат.

– Никогда не понимал эту чертову кошку, – сказал он. – У нее слишком большая голова. Как вообще можно называть такое кошкой? Посмотри сам. Она же больна… ну, как это называется, когда вода внутри?

– Гидроцефалия? – спросил Эф, недоумевая, с чего это вдруг Фет так завелся.

Василий оторвал и швырнул прочь брелок.

– Эта дрянь только несчастье приносит, – объявил он. – Гребаная кошка. Ненавижу эту чертову кошку.

Фет сфотографировал полумесяц, подсвеченный индиговым сиянием ламп, затем снял на видео сумасшедшую фреску целиком – от ее вида в этом мрачном помещении перехватывало дыхание. Василий был в равной степени заворожен надругательским характером этой гигантской росписи и заинтригован ее тайным смыслом.

Когда они вышли на поверхность, было уже светло. Эф нес на плече бейсбольную сумку – в ней лежали серебряный меч и прочее оборудование; Фет катил свои орудия в небольшом ящике на колесиках, который обычно использовал для хранения крысоловных инструментов и ядов. Оба были в рабочей одежде, перепачканной грязью после странствований в тоннелях под местом взрыва.

Уолл-стрит была ужасающе пустынна, на тротуарах почти никого. Вдалеке завывали сирены, словно взывая к тем, кто никогда больше не придет. Черный дым привычно поднимался в городское небо.

Немногие пешеходы, попадавшиеся на пути Василия и Эфа, юрко огибали их, ограничиваясь едва заметным кивком. На некоторых были маски, другие прикрывали носы и рты шарфами, сбитые с толку ложной информацией о загадочном «вирусе». Большинство магазинов и лавок были закрыты – либо потому, что их уже разграбили, либо потому, что не завезли товар или отключили электричество. Василий и Эф прошли мимо рынка – ярко освещенного, однако совсем без продавцов. Бродившие по рядам люди забирали с прилавков подпорченные фрукты и снимали с задних полок последние консервные банки. Все, что еще можно было съесть. Кулеры с напитками стояли опустошенные, так же как и холодильные секции. Кассовые аппараты обчистили до последнего цента – дурные привычки умирают последними. Впрочем, деньги теперь ценились намного ниже, чем продукты и питьевая вода.

– Сумасшествие, – пробормотал Эф.

– Во всяком случае, у кого-то еще есть силы, – сказал Фет. – Но имей в виду: скоро мобильники и ноутбуки выработают питание, и народ обнаружит, что подзарядить их негде. Вот тогда самый хай и поднимется.

Знак на светофоре поменялся: красная ладошка уступила место белой шагающей фигурке, – вот только переходить улицу было некому. Манхэттен без пешеходов – это не Манхэттен. Эф слышал сигналы автомобилей, доносившиеся с главных авеню, однако на боковых улицах было тихо – лишь изредка проносились случайные такси: сгорбленные водители за рулем, встревоженные пассажиры на задних сиденьях.