Гильермо дель Торо - Штамм. Закат

– Да ну? И вы сможете взять на себя такой риск? Вы, малах элохим?

Пауза. Фет почувствовал, как в его голове что-то расслабилось – пусть всего лишь на несколько секунд. Он готов был поклясться, что увидел, будто Патриарх скривил рот в презрительной гримасе.

Малоприятное союзничество часто оказывается наиболее эффективным.

– Позвольте, я выскажусь с предельной ясностью. Я не предлагаю никакого союзничества. Это не более чем перемирие в ходе войны. В данном случае враг моего врага не является другом ни мне, ни вам. Я не обещаю ничего, кроме того, что внимательно прогляжу всю книгу и за счет этого получу шанс одержать победу над бежавшим из ваших рядов Владыкой, прежде чем он уничтожит вас. Но когда это соглашение исчерпает себя, я обещаю вам только одно: война продолжится. Я опять буду преследовать вас. А вы – меня…

Когда ты, Сетракян, проглядишь книгу, мы не сможем оставить тебя в живых. Ты должен это знать. Это относится не только к тебе, но к любому человеку.

Фет шумно сглотнул.

– Ну, я-то, во всяком случае, не особо охоч до чтения… – вставил он.

– Договорились, – сказал Сетракян. – А теперь, когда мы поняли друг друга, должен сообщить, что есть еще одна вещь, которая мне понадобится. Не от вас – от вашего человека, который здесь находится. От Гуса.

Гус сделал несколько шагов и встал перед стариком и Фетом.

– Только при условии, что нужно будет убивать, – заявил он.

Церемонии с перерезанием ленточки не было. Как не было и гигантских символических ножниц. Не присутствовал ни один сановник, ни один политик. Не было никаких фанфар.

Атомную электростанцию в Локаст-Велли запустили в 5.23 утра. Местные инспекторы Комиссии по ядерной регламентации наблюдали за ходом пуска из главного щита – зала управления этим объектом энергетики, строительство которого обошлось в 17 миллиардов долларов.

«Локаст-Велли», как теперь назывался объект, – это атомная электростанция, использующая энергию распада атомных ядер. Ее сердце – два ядерных реактора третьего поколения: тепловые, на медленных нейтронах, легководные. Все проверки сооружений станции и систем безопасности закончились еще до того, как топливные – содержащие уран-235 – и управляющие стержни были введены в воду, находящуюся внутри надежно загерметизированной активной зоны реактора.

Управляемую цепную реакцию часто сравнивают с взрывом ядерной бомбы, разве что взрыв этот происходит не за миллисекунды, а идет медленно, в спокойном, размеренном темпе. Тепло, вырабатываемое реактором, используется для получения электрической энергии, которая затем доставляется потребителям точно так же, как если бы источником ее была обычная электростанция на твердом топливе.

Палмер понимал принцип ядерного распада лишь в том смысле, что этот процесс походил на деление клеток в биологическом организме. При расщеплении выделялась энергия – в этом и была ценность, а также магия ядерного топлива.

Снаружи станции возвышались две градирни, извергавшие клубы пара, – больше всего они походили на гигантские мензурки, только не из стекла, а из бетона.

Палмер смотрел на станцию с нескрываемым восхищением. Вот он перед ним – заключительный кусочек потрясающей головоломки. Последний язычок секретного замка, встающий на свое место.

Завершающий момент: сейчас засов выйдет из паза и дверь великой сокровищницы наконец-то откроется.

Наблюдая за облаками пара, которые поднимались к зловещему небу, словно призраки, возносящиеся над огромными котлами с кипящим варевом, Палмер вспомнил Чернобыль. Черный город Припять, где он впервые встретился с Владыкой. Авария на Чернобыльской атомной станции, как и концентрационные лагеря Второй мировой войны, стала для Владыки уроком. Племя человеческое само показало ему, куда следует двигаться. И само же обеспечило Владыку именно теми инструментами, которые сулили роду людей неминучую гибель.

И под всем этим стояла подпись Элдрича Палмера.

«Он же там обращает людей налево и направо, причем совершенно бесплатно!» – вспомнил Палмер слова Эфраима.

Ах, доктор Гудвезер! Но ведь «многие же будут первые последними и последние первыми». Вот как все должно было происходить, если верить Библии.

Только здесь у нас не Библия. Здесь у нас Америка.

Первые будут первыми.

Вдруг Палмер понял, какие ощущения должны были испытывать рядом с ним его деловые партнеры сразу после очередной сделки. Как если бы та самая рука, которую они только что пожимали, со всей силы нанесла им удар под дых.

Ты думаешь, что работаешь с кем-то, до той минуты, пока не осознаешь: ты работаешь не с кем-то, а на кого-то.

«Зачем ставить вас в очередь?»

И верно: зачем?

Айпод Зака упал на пол тоннеля, и мальчик тут же вырвал руку из ладони Норы. Это было глупо, это был чистый рефлекс, но ведь айпод ему купила мама, она даже платила за музыку, которую закачивал Зак, притом что ей самой до этой музыки не было никакого дела, а иные песни она просто ненавидела. Когда Зак держал в своей руке маленькое волшебное устройство и растворялся в музыке – это было как если бы он растворялся и в маме.

– Закария!

Было странно, даже нелепо, что Нора назвала его полным именем, но прием сработал, и Зак, подняв свой плеер, быстро выпрямился. Они были уже возле головной части поезда. Нора поддерживала маму и в то же время словно бы изо всех сил цеплялась за нее; вид у нее был ужасный, Нора казалась обезумевшей. Зак испытывал теперь к Норе особое чувство. Видя, насколько больна ее мама, Зак понимал, что у них есть нечто общее: и он, и Нора потеряли своих матерей, и все же их мамы – хотя бы отчасти, хотя бы в какой-то степени – находились рядом.

Зак поглубже засунул айпод в карман джинсов, при этом перепутавшиеся провода наушников так и остались болтаться снаружи. Сошедший с рельсов поезд слегка раскачивался от творимого в нем насилия, из вагонов доносились жуткие завывания, и Нора очень старалась отгородить Зака от чудовищной картины. Но Зак все понимал. Он видел, как окна окрашиваются красным. Он видел лица. Зак и сам был наполовину в шоке, он двигался словно в кошмарном сне.

Нора остановилась и, обернувшись, в ужасе уставилась на что-то за их спинами.

Вдали из темноты тоннеля выскочили маленькие фигурки. Они неслись с большой скоростью. Эти твари – еще недавно обыкновенные детишки, старшим было не больше тринадцати-четырнадцати лет – обладали нечеловеческой прытью. Они вприпрыжку мчались по шпалам.

Возглавляла эту стаю фаланга слепых детей-вампиров с черными, словно выжженными, глазами. Слепые твари двигались довольно странно, как-то по-крабьи. Лишь только эта орда поравнялась с поездом, незрячие дети вырвались вперед, тоненько – а потому особенно жутко – визжа от нечеловеческой радости.