Макс Барри - Лексикон

Уил отвернулся и пошел прочь. Стекло было очень темным. Он с трудом переставлял ноги. А вот и дверь. Уил провел пальцем по стеклу. Оно было теплым. Как будто внутри билось сердце. Хотя никакого сердца там не было. Дверь нагрело солнце. Здесь все вокруг было теплым. Уил оглянулся на «валиант», но не увидел его за минивэном «Скорой».

– Элиот, если я не вернусь, – крикнул он, – будь ты проклят! – Его голос дрогнул. Он распахнул дверь.

Никак не могу взять в толк, что не так с «Фокс ньюс», или с MSNBC, или с другими СМИ. Я сталкиваюсь с этим на каждом шагу: я кому-то говорю что смотрю «Фокс», и на меня таращатся так, будто я убил младенца. Они спрашивают, как я могу это смотреть, это же пропаганда и т. д. и т. п. И они знают это не потому, что проводят целые дни с этими каналами, а потому что их любимые каналы, напр. какой-нибудь конкурент «Фокс», иногда дает клип из «Фокса», и от такой подачи «Фокс» выглядит глупо.

Между прочим, знаешь ли, «Фокс» и сам делает так же. Если бы я смотрел только его, я бы наверняка решил, что у тебя нет мозгов, если ты смотришь ту передачу, которую «Фокс» иногда показывает мне в клипах.

Но я смотрю не только «Фокс», потому что, чтобы дискредитировать пристрастный репортаж, не нужно искать менее пристрастный и всей душой верить ему. Во-первых, они все пристрастны, от языка, который они используют, до выбора историй, которые подают в репортажах. Разница между наиболее и наименее пристрастными новостями невелика, тут все продумано.

Важно другое: полагаясь на один источник информации, ты не можешь критически оценить его. Это все равно как если бы тебя заперли в комнате и я каждый день приходил бы и рассказывал бы, что происходит снаружи. Я смог бы запросто заставить тебя поверить во что угодно. Даже если бы не врал, я бы просто излагал тебе факты, которые поддерживают мою точку зрения, а те, которые против нее, опускал бы.

Вот это и происходит, если получаешь новости из одного источника. Именно это и случается, если ты прекращаешь слушать, едва слышишь слово или фразу, которая, как тебя научили, принадлежит врагу, напр. «окружающая среда» или «создание рабочих мест». Возможно, ты и умный человек, но как только ты позволяешь кому-то фильтровать за тебя мир, у тебя не остается доступа к критическому анализу того, что ты слышишь. В лучшем случае, в самом лучшем случае, ты заметишь, если они вдруг будут явно противоречить самим себе. Но если они тщательно следят за тем, чтобы сохранить внутреннюю логическую последовательность, – а они всегда тщательно следят за этим, – ты ничего не заметишь. Ведь ты уже делегировал им свою способность принимать собственные решения.

Она пыталась поймать Гарри в неподходящий момент. Когда он заходил под душ, или как только закрывал глаза по ночам, или когда спешил к двери, опаздывая на работу.

– Ты любишь меня? – спрашивала Эмили. Она улыбалась, чтобы он понимал, что она дразнит его.

– Может быть, – отвечал Гарри. Или ничего не отвечал. Брошенный им взгляд иногда как бы говорил: « Конечно, зачем спрашивать? », а в других случаях выражал недовольство: « Прекрати, я опаздываю ».

Он действительно любил ее. Она была в этом уверена. Все свидетельства указывали на «да». Тогда почему бы не сказать об этом прямо? Именно это и выводило ее из себя. Ах, да, в мире Гарри нет надобности говорить о чем-то, чтобы сделать это реальным. Как же, как же…

Она так и сказала. И повторяла это много раз, начав три недели назад и увеличив частоту высказываний, за исключением четырехдневного перерыва неделей раньше. Все четыре дня она держалась с ним сухо, надеясь, что это подстегнет его к чему-то, но не подстегнуло. И это сводило ее с ума, потому что она не могла заставить его. У нее не было большого количества слов, зато у нее были уловки, и она вычислила его сегмент, и в ее сознании не было сомнения в том, что она вынудит Гарри Уилсона сказать то, что ей так хочется услышать. Но если она вынудит его, это уже не будет реальностью. Это уже будут не его слова. А ее, сказанные ею самой его устами. Это страшно раздражало.

– Вон та машина изъездила весь город, – сказала женщина, которая готовила сэндвич для Эмили. Та повернулась. У противоположной стороны улицы стоял темный седан с тонированными стеклами и с включенным двигателем, благодаря которому в салоне работал кондиционер. Слой пыли на нижней части свидетельствовал о том, что машина много колесила по окрестностям. – Видишь ее?

– Да, – сказала Эмили.

– Она не отсюда.

– Да. – Она посмотрела на сэндвич, который готовила эта женщина, Черил. Эмили приходила в этот магазин все четыре года по будням в обеденный перерыв. Она практически сроднилась с сэндвичами Черил.

– Ездила к шахтам. – Черил взмахнула ножом. – Взгляни на колеса.

Эмили взглянула. На покрышки налипла красная земля.

– Думаю, это кто-то из района. Администрация. – Черил взяла булку. – Тебе как – соль, перец?

– Нет, спасибо.

– Я все надеюсь, что ты передумаешь. – Черил надрезала булку. – Не могу представить, как ты ешь без всего.

– Я люблю без всего, – сказала Эмили и забрала сэндвич, хотя желание есть у нее пропало.

Периферийным зрением она видела машину, но намеренно не смотрела на нее. Когда машина тронулась с места, Эмили быстро зашла в торговый центр, где ее невозможно было отследить, прошла через него и окольными путями добралась до «Запутанного клубка». Заперла дверь и села по ту сторону прилавка. Она не знала, что ей чувствовать. Два года назад, а может, даже год назад она бы бросилась за машиной. Она бы стала стучать кулаками в стекло и умолять остановиться. Но сейчас все было по-другому.

У двери появился молодой мужчина в изящном сером костюме. Он нажал на ручку, дернул дверь, затем прижал ладони к стеклу и заглянул внутрь. Увидев ее, указал на ручку и одними губами произнес: «Открыто?».

Эмили отперла дверь. Он был молод, практически мальчишка. По его коже она поняла, что он приехал издалека, а не из окрестных мест.

– Спасибо, – сказал мужчина и вошел внутрь. Отбросил волосы – она впервые видела такую стрижку, когда пряди свисают на глаза. – Ох. Жарко.

– Чем могу вам помочь? – сказала Эмили.

Он улыбнулся, как бы показывая, что высоко ценит ее притворство.

– Хорошая новость. Можешь ехать домой.

Она ничего не сказала.

Мужчина посмотрел в окно:

– Дорога оказалась ужасно длинной. Меня предупреждали, что она длинная, но чтобы настолько… Это нечто. Или ничто. – Он перевел взгляд на нее. – Ничего и ничего на многие мили. Ты смогла привыкнуть к этому? – Эмили не ответила. – Мне кажется, привыкнуть к такому трудно.