Гай Гэвриел Кей - Поднебесная

Мятежный генерал, который принял предложение амнистии от Синаня, мог ожидать предательства, мог даже примириться с ним, но так как империя была в таком отчаянно разоренном состоянии, новые советники нового императора решили, что предложенную амнистию следует соблюдать. Генералу и его солдатам позволили жить и снова занять свои посты на защите Катая.

Солдаты срочно были нужны на Длинной стене, на западе и на юге, на всех границах, прогибающихся внутрь под волнами набегов варваров.

Усталость иногда скорее всего остального может покончить с войной.

Говорили, что в этом случае любимая жена императора, которую некоторые более поздние историки считали опасно проницательной и слишком влиятельной, сыграла свою роль и убедила его выполнить условия этого соглашения – чтобы обезопасить границы Катая.

Первый договор был подготовлен и подписан с Тагурами. Второй – с богю. Их нового кагана, сменившего Хурока, его народ называл Волком. Не совсем понимали почему, – и тогда, и потом, – но как могут цивилизованные люди понять имена варваров, не говоря уже об их обрядах?

Рассказывали истории и том, что та самая принцесса из семьи императора, которая также стала второй женой Шиньцзу, разбиралась в этих делах богю лучше, чем следовало, но подробности их – документы, столь важные для историков, – были утеряны.

Некоторые даже говорили, что их потеряли намеренно, но, по правде говоря, бедствия этих лет: сожжение городов и базарных поселений, передвижения людей и армий, появление бандитов и полководцев, вспышки болезней и смертей были такими большими, что едва ли стоило воображать или подозревать намерение с чьей-нибудь стороны, если исчезали документы.

И всегда трудно, даже с самыми лучшими в мире намерениями, оглянуться далеко назад и разглядеть там что-либо похожее на правду…

Времена года приходят и уходят, как и человеческие жизни и правящие династии. Мужчины и женщины живут и остаются в памяти – или о них остается неверная память – по стольким причинам, что на запись самих этих причин ушли бы целые месяцы.

Каждая повесть несет в себе много других, которые вскользь упоминают, на которые намекают или которые совершенно не замечают. В каждой жизни есть моменты, когда в ней происходят разветвления, важные (пусть только для одного человека), и каждое из этих ответвлений предложило бы другую историю.

Даже горы меняются по прошествии достаточно большого промежутка времени, так что говорить об империях? Как могут поэты и их слова не превратиться в прах? Разве не вызывает истинное изумление, когда что-то действительно уцелеет?

У Куала Нора времена года текли под солнцем и звездами, и луна освещала зеленую траву или серебрила снег и замерзшее озеро. В течение многих лет после описанных здесь событий (описанных неполно, как всегда бывает в подобных случаях) два человека встречались здесь каждую весну, вместе жили в хижине у озера и вместе трудились, предавая мертвых земле.

Птицы кричали по утрам и кружились над водой, призраки вопили по ночам. Иногда один голос умолкал. Оба они знали почему.

Потом настала весна, когда только один из двух приехал на берег озера. Он работал в тот сезон один, и следующей весной, а потом следующей. Но когда наступила еще одна весна, никто не приехал к Куала Нору. А призраки остались. И кричали по ночам под холодной луной или под звездами – зимой, весной, летом, осенью. И текло время, по широкой дуге лет.

И, в конце концов, – потому что даже мертвые не могут горевать вечно, забытые, – настала лунная ночь, когда у Куала Нора не закричала ни одна потерянная душа и у озера не было никого, кто слышал последний крик последней души. Он замер в ночи, в кольце гор, над озером, взлетел ввысь и исчез.

…мир нашим детям, когда они погибают на маленькой войне вслед за маленькой войной – до конца времен…

Переводчик и российский издатель книги выражают глубочайшую признательность кандидату исторических наук, старшему научному сотруднику Отдела истории Востока Института Востоковедения РАН Дине Викторовне Дубровской за помощь в работе над текстом.

Императорская семья и мандарины дворца Да-Мин:

Тайцзу, Сын Неба, император

Шиньцзу, его третий сын и наследник

Сюэ, его тридцать первая дочь

Вэнь Цзянь, Драгоценная Наложница, или Возлюбленная Спутница

Цинь Хай, бывший первый министр, ныне покойный

Вэнь Чжоу, первый министр, двоюродный брат Вэнь Цзянь

Семья Шэнь:

Шэнь Гао, генерал, ныне покойный, некогда Командующий левым флангом на Усмиренном Западе

Шэнь Лю, его старший сын, главный советник первого министра

Шэнь Тай, его второй сын

Шэнь Чао, его третий сын

Шэнь Ли-Мэй, его дочь

Армия

Ань Ли по прозвищу Рошань, военный правитель Седьмого, Восьмого и Девятого округов

Ань Рон, его старший сын

Ань Цао, его младший сын

Сюй Бихай, военный правитель Второго и Третьего округов, в Чэньяо

Сюй Лян, его старшая дочь

Линь Фун, комендант крепости у Железных Ворот

Уцзянь Нин, солдат из крепости у Железных Ворот

Тадзэк Кажад, офицер на Длинной стене

Каньлиньские воины

Вань-Сы

Вэй Сун

Люй Чэнь

Сы Тань

Чжун Ма

Поэты

Сыма Цянь по прозвищу Изгнанный Бессмертный

Чань Ду

В столице Синань

Весенняя Капель, позже носившая имя Линь Чан, куртизанка в Северном квартале

Чоу Янь, Синь Лунь, студенты, друзья Шэнь Тая

Фэн, охранник на службе у Вэнь Чжоу

Хвань, слуга Вэнь Чжоу

Пэй Цинь, уличный нищий

Е Лао, управляющий

За пределами страны

Запад

Лев Санграма, правитель Империи тагуров

Чэн-Вань, принцесса Белый Нефрит, одна из его жен, семнадцатая дочь императора Тайцзу

Бицан шри Неспо, офицер армии Тагура

Неспо шри Мгар, его отец, старший офицер

Гнам, Адар, тагурские солдаты

Север

Дулан, каган степного народа богю

Хурок, муж его сестры, позже каган

Мешаг, старший сын Хурока

Тардук, второй сын Хурока

Четырехструнный щипковый музыкальный инструмент наподобие лютни. – Прим. ред.

Единица измерения расстояния. В древности составляла 300 или 360 шагов, современное общепринятое значение – 500 метров. – Прим. ред.

Высокое дерево с прямым стволом, раскидистой кроной и крупными фиолетово-сиреневыми цветками. – Прим. ред.