Гай Гэвриел Кей - Поднебесная

Таю хотелось быть более трезвым. Он сказал:

– Наша семья польщена, конечно, что вам известно, кем он был. И… кто я.

Взгляд светлых глаз на мгновение стал острым, потом в него вернулась насмешка.

– Ты и правда долго отсутствовал, – ответил поэт. – Я знаю также твоего брата. Шэнь Лю слишком близок к первому министру, чтобы его не знать… и не оценивать.

Тай уточнил:

– Оценивать, но не восхищаться им?

Сыма Цянь снова ухмыльнулся. Эта улыбка, по-видимому, была естественным выражением его лица.

– Не все восхищаются. То же самое, конечно, можно сказать о самом первом министре. Мы живем в трудные времена. Оценивать будут их.

Тай быстро огляделся. Только две девушки с вином находились достаточно близко и могли их услышать.

Поэт рассмеялся:

– Ты беспокоишься обо мне? Что может сделать Вэнь Чжоу? Снова выслать меня из Синаня? Он бы хотел, как я подозреваю. И другие тоже. Мои друзья, которые обо мне заботятся, решили, что это лето мне лучше провести за пределами столицы. Вот почему я пью в доме удовольствий на западе. Отчасти…

Намеренная пауза, очевидное приглашение. Тай его принял и пробормотал:

– Отчасти?

Снова смех, раскованный, заразительный; только Тай был не в том состоянии, чтобы разделить веселье поэта.

– Префект был настолько любезен, что сообщил мне о твоем приезде, за обедом сегодня вечером. Он упомянул о том, что ты спрашивал, где находится в городе лучший дом куртизанок. Разумный интерес. Я хотел встретиться с тобой.

– Я… это такая честь… – услышал Тай свой заикающийся голос.

– Нет, – возразил Сыма Цянь. – После того озера за границей. И того, что ты там делал, – его рассеянный взгляд вдруг стал сосредоточенным.

Тай неловко кивнул, почувствовав, что краснеет. Вино и жара в комнате, напряженный взгляд глаз, смотрящих на него…

Эти строки были хорошо известны. Цянь сам написал их другу много лет назад. Еще одному поэту, старше него, теперь уже ушедшему.

Тай опустил глаза:

– Вы оказываете мне слишком большую честь.

Сыма Цянь покачал головой:

– Нет, – еще раз повторил он. – Это не так. – Потом тихо: – Ты видел призраков здесь, сегодня вечером?

Этот вопрос был задан всерьез. Потрясенный Тай взглянул на собеседника, потом отвел глаза. Цянь поднял свою чашку, и одна из женщин шагнула вперед. Она жестом спросила Тая, но он покачал головой. Поэт поморщился, но Тай постарался это проигнорировать. Он сказал:

– Я их никогда не видел. У Куала Нора.

– Слышал?

Тай кивнул, медленно:

– Каждую ночь. И один раз… всего один раз – днем.

В последний день, когда солнце садилось. Ветер, который не был ветром…

– Они разгневаны?

Девушка снова спустилась со ступеньки, вместе с вином.

Трудный вопрос.

– Некоторые из них. Другие растеряны. Или страдают.

На этот раз отвел взгляд поэт. Через несколько мгновений он покачал головой:

– Ты когда-нибудь писал об этом?

– Откуда вы знаете, что я…

Снова улыбка, более добрая:

– Как я понимаю, ты готовился сдавать экзамены, когда умер твой отец. Все вы пишете стихи, сын Шэнь Гао.

– Скорее, пытаемся, – поправил Тай. – У меня была бумага и тушь. Но я написал мало такого, что считаю достойным сохранить. У меня не хватает таланта, чтобы писать о… них.

– Наверное, ни у кого из нас его не хватит.

Тай вздохнул:

– Что еще рассказал вам префект?

Он нуждался, очень нуждался в человеке, которому мог бы доверять. И хотел, чтобы им стал именно этот человек.

Сыма Цянь впервые заколебался. Затем ответил:

– Он действительно сообщил мне о твоих сардийских конях. О «божественных конях». О подарке принцессы.

– Понятно, – отозвался Тай.

Слишком большая новость, чтобы ее сохранить в тайне, подумал он. Каждый, кто ее услышал, передаст дальше.

– Вероятно, скоро узнают и в Синане, – прибавил поэт.

– Надеюсь. Я послал вперед сообщение.

Глаза поэта смотрели задумчиво:

– Потому что?

– Коней держат для меня у границы. Этот подарок отберут, если я сам не приеду за ними.

– Умно, – через несколько мгновений согласился поэт. – Это может спасти тебе жизнь. – Он уже не улыбался.

– Один тагурский офицер подумал о том же.

Тай не совсем понял, почему он это сказал.

– Явно твой друг.

– Так я думаю. Пока между нами мир.

– А! Ты считаешь, что его может и не быть?

Таю вдруг стало неловко, он покачал головой:

– Я отсутствовал два года. У меня нет информации. Откуда мне знать?

Он резко поднял чашку. Кажется, ему больше не хотелось пить. Поэт подождал, пока девушка с вином подойдет и отойдет, стройная и юная, в винно-красном шелке, шуршащем при каждом движении.

Взгляд Сыма Цяня блуждал по полной людей, освещенной лампами комнате, потом вернулся к Таю.

– Что касается безопасности твоей жизни… – пробормотал он, еле слышно сквозь музыку, – продолжай смотреть на меня… могут ли здесь оказаться нецивилизованные люди, замышляющие против тебя недоброе?

Его голос был спокойным, почти ленивым, словно они обсуждали поэзию или международные дела.

– Это возможно, – осторожно ответил Тай. Он почувствовал, как забилось его сердце. Но продолжал смотреть в глаза поэту.

– Даже несмотря на то, что ты отправил в столицу то послание? Что кони будут потеряны, если ты умрешь? Конечно, они могут охотиться и за мной.

– Правда?

Поэт пожал плечами, широкими, хотя это скрадывала полнота:

– Вряд ли. Конечно, я оскорбил первого министра и главного евнуха, который находился в одной с ним комнате, что неприятно. Но я не верю, что это было смертельное оскорбление для кого-то из них. Напомни мне, чтобы я позже рассказал тебе эту историю.

– Хорошо, – согласился Тай. «Позже». Это кое о чем говорит, правда?

Он прочистил горло. Ему стоило некоторого усилия не оглянуться. Решение было принято. После он признавал, что отчасти оно имело отношение к тому образу личности этого человека, который возникал в его стихах, а, возможно, по ним нельзя судить о человеке. И все же он сказал:

– Ко мне на запад послали убийцу. Еще до того, как стало известно о подарке.

Выражение лица Сыма Цяня снова изменилось. Наблюдая за ним, Тай увидел любопытство, а потом – неожиданно – намек на удовольствие.

– Ты его убил?

Все говорили о том, что поэт в молодости был странствующим воином, – два коня, два меча и лук, – спал в пещерах или под звездами, защищал крестьян от помещиков и сборщиков налогов, подобно одному из героев-разбойников народных сказок. Ходили слухи – скорее, легенда – о его подвигах на Большой реке в дикой местности возле ущелий.