Юхани Карила - Охота на маленькую щуку

Элина пошла сказать отцу, который в это время перебирал чернику, что у них во дворе воблин, и спросила, можно ли оставить его себе. Папа бросился к окну. Затем выскочил на улицу, страшно заорал и принялся кидать в воблина камнями, которые подбирал с земли. Воблин прикрыл морду волосатой рукой, закричал и убежал обратно в лес.

– Почему ты так сделал? – спросила Элина в слезах.

– Воблины и люди не должны жить вместе, – ответил отец.

И потом рассказал об Эльвире. Ее единственный сын упал в колодец и утонул. Эльвира приютила воблина. Она одела его в штанишки своего сына, на ночь укладывала спать в кровать, а днем гуляла с ним по деревне. Эльвира учила воблина говорить людям «здравствуйте», и в конце концов тот научился произносить «здарусити». Эльвира была ужасно горда, когда воблин поздоровался с начальником сельской полиции, Ауво Пасма, но это приветствие в восторг Ауво не привело. Напротив, он очень рассердился и сказал Эльвире, что воблина надо отдать собакам на растерзание или пристрелить и что одевать такую лесную нечисть как человека и держать его за ребенка – дело безбожное. Эльвира замкнулась и больше не появлялась на людях. Никто не видел Эльвиру и воблина целую неделю, пока воблин сам не явился в продуктовый магазин в Эльвирином платье и не указал на батон колбасы. Почуявшая недоброе Хета дала колбасу воблину, и тот положил на прилавок марку и две еловые шишки. Затем воблин с довольным видом вышел из магазина, путаясь ногами в подоле Эльвириного платья. Хета позвонила Эско, жившему на другой стороне улицы. Тот взял ружье и пристрелил воблина прямо во дворе магазина. Эльвиру нашли дома задушенной в собственной постели.

Сова улыбнулся, потому что хорошо знал эти истории.

– О таком давно уже не слыхивали, – сказал Сова. – Тарарамов лет десять как не видать. Полосатонога и того больше, да и воблинов поубавилось. Это потому, что теперь лето год от года теплее.

Сова был родом не из Вуопио. Он приехал в деревню с Юга еще до рождения Элины. Сначала Сова нанялся разнорабочим на лесопилку, потом какое-то время разносил почту. Наконец он устроился завхозом в поликлинику. С этой должности и ушел на пенсию шесть лет назад. Сову считали прибабахнутым, потому что он увлеченно рассказывал о птицах, но при этом даже не состоял в обществе охотников. Элина считала, что Сове лет семьдесят. Но точно сказать было невозможно. Жизнь здорово поработала над его внешностью, не оставив ни одного нетронутого места на теле, которое при этом являло собой резкий контраст с лицом не имеющего возраста старца. Сова был тощим, как ласка, а его движения отличались быстротой и точностью. Элина никогда не видела, чтобы Сова пользовался очками. Он мог показать на невидимую точку в кроне далеко стоящей сосны и определить, что это горихвостка, или по бирке в ухе оленя, пасущегося на расстоянии в сотню метров, назвать его владельца. С Совой можно было бы поспорить, если бы, глянув в бинокль, Элина всякий раз не убеждалась в его правоте.

Сова говорил на местном диалекте как на родном языке, а умел вообще все. Это лишний раз подтверждало, что он приезжий – коренные жители знали только свое дело. Оленеводы умели заниматься оленями, охотники – добычей лосей, и редкий житель деревни вообще когда-нибудь слышал о горихвостке. Лишь те, кто прибывал сюда, на север, на поезде, выучивались всему, поскольку не были уверены, что могут считать эту землю своей, и такая неуверенность сопровождала их до самой могилы.

Утихли гром и дождь. Сова отнес посуду в мойку. Сказал, что пойдет смотреть кино. В такой форме Сова сообщал, что отправляется спать.

– Рано утром собираюсь по птичьим делам, но вечером загляну. Будь осторожна.

– Угу.

– И не забывай поесть.

– Да-да.

– Спокойной ночи.

– Слушай.

– Ну что?

– Одолжишь мне часы?

Сова взглянул на свои часы, затем на Элину.

– Зачем?

– Мне нужно знать время. Важно.

– Вот как.

Сова снял с руки часы и протянул их Элине.

– Не потеряй только.

Часы были на истертом коричневом кожаном ремешке. Элина застегнула их у себя на запястье.

– Не потеряю. Спасибушки. Спокойной ночи. Сова проследовал в бывшую комнату Элининых родителей, где устроил себе спальню, и закрыл дверь. Элина решила сделать еще одно дело. Она взяла в котельной старый отцовский рюкзак. Сложила в него то, что нужно для разведения огня, походный топорик, тент для ночлега, дождевик и смену чистого белья. Упаковала консервы на трое суток. Отнесла рюкзак в прихожую, оставила в углу. Вот теперь она готова.

Потом Элина долго сидела за столом на кухне и смотрела на мокрый, истерзанный непогодой двор. Она подумала, что сегодняшний день еще ничего не значит.

Завтра она возьмется за дело всерьез.

Янатуйнен ремнем перетянула ногу Гуннарссону чтобы остановить кровотечение, и отвезла его в больницу. Перед приемным покоем она дождалась, пока санитары вытащат Гуннарссона и его сумку с заднего сиденья, попросила их захлопнуть дверь и сразу рванула с места, даже не взглянув в зеркало.

Поездка на машине из Оулу до погранзоны заняла два часа. Примерно через час пути Янатуйнен позавтракала на заправочной станции, наблюдая в окно за порывами ветра. Это успокаивало. Ветви березы беспомощно барабанили по стеклу, как будто хотели до кого-то достучаться.

Она добралась до пропускного пункта в девять утра. В будке пограничника зиял пустой оконный проем. Снятая рама стояла прислоненной к стене. Шлагбаум, сломанный пополам, лежал за будкой.

На месте шлагбаума, перегораживая дорогу, стоял зеленый внедорожник «сузуки». Парень в фуражке сидел в автомобиле на водительском месте и спал, положив голову на руль.

Янатуйнен опустила стекло в машине. Пограничнику в будке, судя по его виду, выдалась бессонная ночь. Он сказал, что не рекомендует продолжать путь в Лапландию, и уже завел было привычную шарманку про страховки, которые перестают действовать дальше, но Янатуйнен остановила его, сообщив, что она из полиции.

Протянула свое удостоверение.

– И вы тоже сюда по службе, – вздохнул пограничник и вернул документ.

– Ну да.

Пограничник посмотрел на машину Янатуйнен, двадцатилетнюю красную «Тойоту-Короллу», и сплюнул на землю перед будкой.

– И такое вот дерьмо вам выдают.

Янатуйнен ухмыльнулась.

– Интересно, эта развалина техосмотр-то пройдет?

Янатуйнен не ответила.

– На государство работать – это задница. Что думаете?

– Как скажете.

– Да уж. Ладно, счастливого пути.

Пограничник помахал рукой парню, который спал в джипе, и велел отъехать. Тот никак не отреагировал. Пограничник взял швабру, стоявшую в углу будки, высунулся из окна и постучал щеткой по капоту «сузуки». Парень проснулся. Пограничник показал шваброй на машину Янатуйнен. Парень включил заднюю передачу и сдал на обочину.