Эми Хармон - Второй сын

– Что же, девочек совсем нет? – Она никак не могла поверить, что такое возможно.

– За двенадцать лет… родилась только принцесса. За все это время в Сейлоке не было больше ни единой дочери… Мужчины привозят дочерей из других краев… но этого мало… и кажется, нет спасения, нет руны, что сняла бы с нас это заклятие.

– У вас есть принцесса?

– Принцесса Альба, дочь короля Банрууда и королевы Аланны.

– Имя королевы ты произнес с грустью.

– Королева Аланна недавно умерла. После этого ярлов собрали на Храмовой горе. Туда‐то и отправился Арвин. Я узнаю обо всем, когда он вернется.

– Арвин тоже ярл?

– Нет. – Хёд улыбнулся, словно его рассмешило ее предположение. – Арвин – хранитель, хранитель пещеры, но он обучался в храме и часто бывает там, когда его вызывают на совет.

– Какая сложная система. Хранители, короли, пещерные люди, проклятия.

– Только не называй Арвина пещерным человеком, – расхохотался Хёд. – Он тебе этого не простит. Он считает себя помазанником, могущественным хранителем и недоволен тем, что его поставили присматривать за покрытой рунами пещерой.

– В этой пещере есть руны? – с интересом переспросила Гисла.

– Да, – вздохнув, отвечал Хёд. – Об этом я тоже не стал бы говорить Арвину. Он вырежет язык нам обоим. Мне – за то, что я так открыл тебе эту тайну, а тебе – за то, что ты ее знаешь.

– Я буду молчать. Руны мне не интересны. Лучше я расспрошу тебя о принцессе. – Гисла была готова говорить обо всем, кроме Тонлиса.

– Арвин считает, что Банрууд стал королем из‐за Альбы. После ее рождения появилась надежда, что проклятие снято. Но с тех пор прошло уже пять лет, а других дочерей все нет.

– Значит, Сейлок… не слишком хорошее место? – Она вообще не знала, остались ли в мире хорошие места.

– Людей переполняет страх. Страх обнажает уродство. Легко быть хорошим и добрым, когда тебе это ничего не стоит. И совсем нелегко, когда за это нужно платить своей жизнью. Так что люди здесь не добры и довольно часто совсем не хороши. А ты здесь… ценнее золота.

Утром их седьмого дня вместе – после того как целых два дня они не занимались почти ничем, кроме пения, и Хёд, к его вящей радости, наслаждался всем, что «видел», – Хёд объявил, что их ждут хлопоты по хозяйству, а песни придется отложить до самого вечера. Гисла была не прочь отдохнуть. Она всюду следовала за Хёдом и, как могла, помогала ему. У него для всего имелась своя система, изумлявшая ее, и она смотрела, как он легко и сноровисто управляется с самыми разными повседневными делами. Он развесил шкуры, покрывавшие пол и стены пещеры, на натянутой между двух деревьев веревке и принялся метлой выбивать из них пыль. Она взялась было выбить шкуры, лежавшие в гнезде, которое он для нее устроил, но он был сильнее и потому лучше и быстрее выбивал пыль. Тогда она отыскала в пещере корзинку и отправилась за ягодами, решив, что он их собрать не сумеет. Но оказалось, что он и ягоды хорошо собирает: аккуратно пробегая пальцами по кустикам, он искал среди листьев шарики одного размера. В конце концов он набрал почти столько же ягод, сколько она.

Днем он расставил в лесу капканы, наколол дров для костра и вскарабкался на исполинское дерево, чтобы достать меду. Он не боялся ни высоты, ни пчел, живших в спрятавшемся среди веток улье. Когда он начал спускаться вниз, у него в корзинке лежали истекавшие медом соты, а вокруг головы кружился целый рой пчел. Гисла, знавшая песню о пчелах – «спасибо за ваше златое сокровище, мы не возьмем у вас слишком много», – запела ее в надежде, что пчелы разлетятся. Пчелы и правда почти сразу разлетелись, но Хёд сорвался с дерева и рухнул к ее ногам.

Он лежал на спине, изумленно хватая ртом воздух, не сводя глаз с ветвей, шумевших высоко над его головой, и сжимая в руке корзинку с сотами.

– Хёди! – закричала Гисла. – Тебе больно?

– Нет… не… совсем, – выдавил он, пытаясь набрать в грудь воздух, выбитый падением. – Я привык к их укусам и жужжанию… но не привык видеть, как они роятся вокруг.

– Ты их видел?

– Лишь в твоей песне… но… это меня отвлекло. Я захотел… взглянуть. И забыл, что все еще не слез с дерева.

– Ты упал из‐за меня, – сказала она.

– Это стоило того, – улыбнулся он. – И как только они летают… эти пчелы? Они такие толстые и шерстистые! А крылышки у них совсем маленькие. Они черные и… что это за цвет? Желтый? Желтые, – сказал он, радуясь, что все верно понял. – Желтый похож на золотой, – заученно повторил он. – Это цвет твоих волос… и зерна… и солнца… и цветков помидоров, и яблок в Тонлисе.

Он снова мерно дышал, но вставать не спешил. Он слишком увлекся, составляя свой список.

– Я постараюсь не петь, когда ты занят чем‐то опасным, – сказала она, глядя на него сверху вниз и покусывая губу. – Я ведь даже не держала тебя за руку. Я не думала, что ты… увидишь… мою песню.

– А я увидел, – восхитился он. – Увидел пчел… быть может, не тех, что роились вокруг меня… но я их видел.

– Быть может… у нас стало лучше получаться.

– Мы словно ищем путь по хорошо проторенной дорожке, – согласился он. – Давай‐ка проверим. Спой что‐то другое. Простое… вроде пчелиной песенки, но только то, чего ты раньше не пела.

Она знала песню о листопаде и танцах на сбор урожая. Эту песню она ему еще не пела. Она вспомнила, как сестра смеялась и кружилась, напевая ее, закрыла глаза и запела, покачиваясь в такт воспоминаниям.

– Зелень и золото, рыжий и красный, здесь и там, и над головой, кружатся в воздухе, летят наземь, а весной распустятся снова, – пела она, покачиваясь, словно парящий в воздухе лист.

Она кружилась и порхала в танце, вспоминая, что Моргане этот танец нравился больше других. Гисла подпрыгивала, вертелась, и кланялась, и гнулась из стороны в сторону, а Хёд, увлеченно вслушиваясь, лежал у ее ног.

Но их дремотное блаженство прервал рев, не походивший на рёв ни единого известного Гисле зверя. Все вокруг захрустело, затрещало, и к ним, махая руками и бешено вращая в воздухе посохом, бросилась закутанная в черное фигура.

Хёд вскочил на ноги и закрыл собой Гислу, но разъяренный человек уже накинулся на них. Он хлестнул рукой по щекам Хёда и отшвырнул его в сторону.

– Что это значит? – завопил незнакомец в ярости, и у Гислы от страха застучали зубы.

Капюшон свалился с его головы, и Гисла увидела лысую голову и крючковатый нос. Заплетенная в косу белая борода свисала до колен и болталась словно змея, дергаясь и раскачиваясь из стороны в сторону, пока он мутузил Хёда. Тот не сопротивлялся.

– Что ты сделала с моим мальчиком, ведьма? – орал человек. – Что ты с ним сделала?

У Хёда шла носом кровь. Он вытер нос рукой, и на тыльной стороне ладони осталась красная полоса.