Лорд Дансейни - Дочь короля Эльфландии

Алверик вложил отцовский меч в ножны у пояса, извлек через плечо другой, подошел прямо к тому дереву, что сошло со своего места, и, едва плющ бросился на него, рассек злобное растение. Плющ тотчас же рухнул на землю, но не поверженным противником, а грудой самого обыкновенного плюща. Тогда Алверик ударил клинком по стволу, и от ствола отскочила щепка – не больше, чем отбил бы простой меч, однако все дерево содрогнулось; при этом содрогании сосна утратила зловещий вид, присущий ей прежде, и осталась стоять самой что ни на есть заурядной, не заколдованной сосной. Алверик же двинулся по лесу, крепко сжимая в руке обнаженный меч.

Не успел он пройти и нескольких шагов, как заслышал за спиною звук, подобный слабому гулу ветра в кронах, однако ни малейшее дуновение не тревожило зачарованного леса. Юноша огляделся и увидел, что сосны преследуют его. Деревья медленно шли по его стопам, стараясь держаться подальше от меча, но и слева и справа они подбирались все ближе, и Алверик догадался: его постепенно окружают полумесяцем, полумесяц смыкается все плотнее и плотнее, пополняясь по пути все новыми деревьями, и скоро раздавит его. Алверик тотчас же понял, что повернуть вспять означает верную гибель, и решил пробиваться вперед, полагаясь главным образом на быстроту; ибо благодаря своей наблюдательности юноша уже заметил, сколь медлительна магия, управляющая лесом; словно тот, кто повелевал ею, был стар и устал от магии или же отвлекался на другие дела. Потому юноша зашагал вперед, по пути нанося удар своим волшебным мечом по каждому дереву, будь оно заколдовано или нет; и руны, что заключал в себе металл, рожденный по ту сторону солнца, оказались сильнее любых заклятий леса. Могучие дубы с мрачными стволами поникали и утрачивали все свое волшебство, едва Алверик на бегу легко касался их волшебным мечом. Юноша двигался проворнее, чем неуклюжие сосны. И очень скоро он проложил в этом странном, жутком лесу след – ряд деревьев, полностью расколдованных, что застыли на своих местах, и не осталось в них ничего сказочного либо таинственного.

И вдруг юноша вышел из мрака леса прямо в изумрудное великолепие полян эльфийского короля. Нужно заметить, что и нам ведомо отражение этого великолепия. Вообразите себе наши поляны в миг, когда ночь отдернет свой полог; поляны, зажигающие утренние огни рос на смену угасшим звездам; поляны, окаймленные цветами, что только начинают раскрывать свои лепестки, и нежные их оттенки воскресают из ночного мрака; поляны, по которым ни ступал никто, кроме самых крохотных и пугливых; поляны, огражденные от ветра и от мира деревьями, в кронах которых еще таится тьма. Представьте себе эти поляны, застывшие в ожидании птичьего хора; порою в картине этой словно бы проблескивает отсвет зарева Эльфландии, только исчезает он так быстро, что мы никак не можем быть уверены, что же такое видели. Ни наши благоговейные домыслы, ни сокровенные надежды сердец наших не в состоянии показать нам всю красоту росных огней и сумерек, в которых мерцали и переливались эти поляны. Но вот еще что дарит нам их отражение: те морские травы и мхи, что украшают скалы Средиземного моря и поблескивают в зелено-голубой воде на радость глядящим с головокружительных утесов. Гораздо более напоминали эти поляны морское дно, нежели привычные нам земли, – столь ясная синева разливается в воздухе Эльфландии.

Алверик застыл на месте, залюбовавшись на красоту полян, что сияли сквозь росные сумерки в обрамлении розовато-лилового и бордового великолепия куртин эльфийских цветов, рядом с которыми тускнеют наши рассветы и никнут орхидеи; а вдали, за полянами, будто ночь, темнел волшебный лес. А из глубин этого леса поднимался лучезарный, словно выстроенный из звездного света дворец, о котором можно поведать только в песне, – с его сверкающими порталами, выходящими на поляны, и с окнами более синими, чем наши небеса летними вечерами.

И пока Алверик стоял на краю леса, сжимая в руке меч, и затаив дыхание глядел через поляны на величайшее сокровище Эльфландии, сквозь один из порталов явилась дочь эльфийского короля. Ослепляя взгляд, сошла она на поляны, не замечая Алверика. Ножки ее ступали сквозь росу и напоенный ароматами воздух и легко приминали на мгновение изумрудные травы, что склонялись и распрямлялись вновь, в точности как наши колокольчики, когда синие бабочки, беззаботно кружась над меловыми холмами, опускаются на них и опять вспархивают к небесам.

И, следя ее легкий шаг, Алверик не смел ни вздохнуть, ни пошевелиться; юноша не смог бы двинуться с места, даже если бы сосны по-прежнему преследовали его; но сосны остались в лесу, не смея коснуться этих полян.

Чело ее венчала корона, словно бы высеченная из огромных бледных сапфиров; приходом своим озарила принцесса поляны и кущи, словно рассвет, наступивший внезапно, после бесконечно долгой ночи, над планетой, что ближе к солнцу, нежели мы. Проходя мимо Алверика, девушка вдруг обернулась; глаза ее распахнулись, в них читалось легкое изумление. Никогда прежде не доводилось ей видеть пришлеца из ведомых нам полей.

Алверик же заглянул ей в глаза и не смог отвести взгляда – утратив дар речи, беспомощный, замер он перед нею; воистину перед ним была принцесса Лиразель в сиянии своей красоты. И тут юноша заметил, что корона ее не из сапфиров, но изо льда.

– Кто ты? – молвила она. И голос ее прозвучал музыкой, которая, если обратиться за сравнением к земле, более всего напоминала перезвон льдинок, подрагивающих под дыханием весеннего ветра на поверхности озер какой-нибудь северной страны.

И ответил Алверик:

– Я родом из тех полей, что ведомы и отмечены на картах.

И принцесса вздохнула на мгновение о ведомых нам полях, ибо доводилось ей слышать о том, сколь отрадна жизнь в том краю, знающем молодые поколения, и задумалась она о смене времен года и о детях и старости – обо всем этом пели эльфийские менестрели, рассказывая о Земле.

Когда же Алверик увидел, что Лиразель вздыхает о ведомых нам полях, он в нескольких словах описал ей родные места. Принцесса же принялась расспрашивать его дальше, и очень скоро юноша уже рассказывал ей предания своего дома и долины Эрл. И подивилась Лиразель его речам и засыпала его бессчетными вопросами; тогда Алверик поведал ей все, что знал о Земле, но не осмелился представить историю Земли так, как наблюдал ее сам в течение всей своей недолгой жизни, – нет, на устах юноши оживали те предания и легенды об обычаях зверей и людей, что народ Эрла почерпнул из глубины веков, что старики рассказывали вечерами у огня, когда детям не терпелось услышать истории глубокой старины. Так стояли эти двое на краю полян, чудесное великолепие которых обрамляли неведомые нам цветы, позади темнел волшебный лес, а совсем рядом сиял лучезарный дворец, о котором поведать можно только в песне. И говорили эти двое о простодушной мудрости стариков и старух, что судачат об урожаях, о боярышнике и розах в цвету, о том, когда и что до́лжно сажать в садах, о том, что знают дикие звери; о том, как исцелять, как пахать землю, как крыть соломою крышу и какой из ветров в какое время года дует над ведомыми нам полями.